Но покамест у четырёхлетнего Тошки вся биография была ещё впереди. Он, конечно, не осознавал, какой крутой поворот эта самая биография только что совершила. Просто сидел и ждал, чтобы за ним пришла мама, но мама всё не приходила и не приходила. Кто-то из уцелевших в автобусе, естественно, рассказал о молодой паре с ребёнком. Документы родителей вроде бы отыскались, но в неразберихе, а может, и по чьей-то халатности их вновь потеряли. В результате Тошка попал в детский дом. Позже он задумывался о том, что у него, по всей вероятности, где-то должны были быть родственники. Дедушка, бабушка, которых он смутно помнил и которые наверняка искали его. Но… в те годы крупных аварий с жертвами у нас «не было». Корабли и подводные лодки умудрялись бесследно исчезать, не то что пассажирские автобусы – и маленькие мальчики, ездившие в них с мамами и папами… Вот так Тошка остался на белом свете один. Имя-отчество свои он знал: «Антоша я… а папу – И-о-ием…» А вот фамилию: «А-я-о-ев…» – так никто расшифровать и не смог. В свои четыре года он говорил ещё не особенно хорошо…
Следователь Сайской городской прокуратуры Антон Григорьевич Панамóрев загасил очередной окурок, строго посмотрел на переполненную пепельницу и решительно встал из-за стола: «Всё. Перерыв!»
Окурки полетели в мусорное ведро, а на тумбочке ворчливо забормотал электрический чайник. Волевым порядком Антон Григорьевич переместил в самый дальний угол огромного стола стопку уголовных дел, отработанных за день. На освободившееся пространство легла расстеленная газета, а сверху – пакет, распространявший запах пряностей и баранины. Сегодня, возвращаясь с очередного места происшествия в прокуратуру, Панаморев заглянул к знакомому калмыку, – тот недавно открыл своё дело и вовсю торговал манты – восточными пельменями, крупными, как пирожки. Состав фарша был коммерческой тайной, но манты оставались необычайно вкусны даже застывшими. Хотя сам калмык – знаток и гурман – в таком виде их есть бы точно не стал…
Антон Григорьевич включил радио.
Запах пряной еды, шум закипающего чайника, тихая музыка и мягкий свет от настольной лампы умудрились на время превратить казённый кабинет в уютную комнатку. Преображению не могли помешать даже стены, покрытые самой что ни есть «сортирной» зелёной масляной краской. Ещё в его кабинете имелся старый-престарый диван с очень высокой, в рост человека, местами лопнувшей спинкой. Панаморев беспардонно