Мой старик все больше и больше времени проводил в синагоге. Его лицо и борода становились все белее и белее. Приступы кашля продолжались все дольше и дольше. Проходили месяцы, и мы все больше должали за квартиру. Жизнь мамы и наша была полна горечи. Но худшее оказалось еще впереди.
Нам пришло угрожающее извещение о «выселении». Потом явился невозмутимый судебный исполнитель со своими людьми. Нас выбросили на уличную стужу – весь наш жалкий, переломанный скарб свалили в одну кучу на тротуар, на глазах у безжалостного мира. Мы стояли, а суетливая жизнь Ист-Сайда все так же безразлично текла вокруг нас и нашей кучи.
Похоже, ни приятели моего отца, завсегдатаи синагоги, ни его молитвы, ни сам рабби – никто и ничто не собирались нам помогать. Старика в тот же день увезли на «скорой» в госпиталь Бельвью.
Наконец появился мой товарищ, Большой Макси. Он привел своего дядюшку, и тот поговорил с моей плачущей мамой. Потом дядюшка Макса отправился к местному боссу Таммани. Босс Таммани пришел к нам на выручку. Он отвез нас в квартиру, расположенную ниже по Деланси-стрит. Он заплатил за два месяца арендной платы. Он прислал нам пять бушелей угля и новенькую пузатую печь. Он прислал нам картошки и зелени – запас на две недели. Но мой старик домой уже не вернулся. На следующий день он умер в госпитале от пневмонии.
Дядюшка Макси похоронил отца бесплатно.
Когда все это закончилось, я, оцепенев от безнадежности, вернулся на свою работу, таскать тяжелые тюки.
Как-то раз у прачечной появился представитель от профсоюза водителей грузовиков. Он расспросил несколько шоферов и их помощников об условиях работы.
Мой водитель сказал:
– Все нормально. Дела не так уж плохи.
Несколько других сказали правду. Они настаивали на том, что у нас условия плохие. Я ответил представителю, что нас эксплуатируют; мы работаем больше восьмидесяти часов в неделю. Мой водитель сказал, чтобы я заткнулся. Я слишком много болтаю. Я посмотрел на него презрительно. Представитель записал тех, кто хотел вступить в союз. Мой водитель и еще несколько отказались. Представитель составил контракт на пятидесятичетырехчасовую рабочую неделю с десятипроцентным повышением заработной платы и представил его хозяину. Тот сказал, чтобы он заткнулся и проваливал. Представитель предложил членам союза устроить забастовку.
Я присоединился к пикетчикам. Мой водитель и большинство других предпочли стать штрейкбрехерами. Они смеялись над нами и называли нас паршивыми агитаторами и социалистами. Несколько дней мы околачивались у прачечной. Сквозь линию пикета проходили все кому не лень. Это приводило нас в уныние. Но я пикетировал по четырнадцать часов в сутки.
В один прекрасный день копы, дежурившие возле пикетчиков, куда-то исчезли. Появилась машина, в которой сидело четверо. У них были блестящие значки. Они работали в частном детективном агентстве.