Кончился лес. Потянулись поля. Солнце боязливо садилось на острые макушки елок. Одна половина неба была ярко-голубая, другая – белесая, словно полинялый ситец, а у горизонта, пронизанное насквозь лучами, плавилось одинокое облачко.
«С хлебами-то пора кончать, а у нас и половины еще не убрано», – подумал Петр, глядя на сильно порыжевшее ржаное поле. Теперь другие, будничные мысли о своем колхозе охватили его. «Убрать бы все вовремя, тогда бы и я перевернулся, – и Петр улыбнулся, вспомнив разговор в чайной. – Выдал бы на трудодень по восемь рублей. Нет, по восемь не выйдет, а по шесть дал бы. И завод восстановил бы, и новые скотные дворы поставил. Народу мало, но и с этими можно многое сделать. Андрей Нилов, Сашок, Кожин. А Конь? Ведь ничего у него сейчас нет. На одной картошке семья сидит. А какой работник! Вот бы мне таких с десяток… Ульяна…»
Ульяна буквально прилипла к Петру и смелела с каждым днем. Она не только не скрывала своего отношения к Петру, но, наоборот, при всех откровенно тянулась к нему. В Лукашах твердо решили, что Улька женит на себе председателя.
«Надо кончать с этим, – думал Петр, – объясниться с ней раз и навсегда».
Свернув на тропинку, он спустился в низинный луг и поехал по его обочине. Луг был узкий, но длинный, поросший осокой. Справа километра на три протянулось болото. Над болотом нависал туман, на глазах превращая его в огромное озеро. Стало холодно. И чтобы согреться, Петр поехал быстрее.
Около Лукашей, на потравленном клеверище пасся табун лошадей. Слышался глухой стук копыт и задорное ржание стригунков. Как только Петр поравнялся с табуном, его окликнули. Он остановился, слез, околотил кепкой серые от пыли штаны. Подошел Овсов.
– Из района, Петр Фаддеич? – спросил он. – Поздновато.
– Это еще что. Другой раз к двум часам едва доберешься.
Василий Ильич вынул из кармана часы, щелкнул крышкой.
– Четверть девятого.
– Да ну? – удивился Петр. – Вот не думал.
Наступило молчание. Петр, закуривая, поглядывал на Овсова.
– Ну как, привыкаешь, Василий Ильич?
– Ничего. Надо же что-то делать.
– Да, конечно.
Петр не знал, о чем с ним говорить, а Овсов, как ему показалось, хотел что-то сказать, но замялся.
– Ну, Василий Ильич, будь здоров.
Овсов, подавая руку, несмело проговорил:
– У меня просьбишка. Видишь ли, я хотел заявление-то взять у вас.
Петр промолчал и тронул на руле звонок. Тот динькнул тонко и неприятно, и звук его сразу увяз в тумане.
– Так я возьму, а? Завтра забегу к вам.
Петр медленно поехал.
– Так как же, Петр Фаддеич, с заявлением? – крикнул ему вслед Овсов.
Петр, не отвечая, рывком крутнул педаль и скрылся за кустами.
Не доезжая Лукашей, он свернул в прогон и поехал к шохе проверить охрану зерна.