Дневников, начатых во второй половине жизни, гораздо меньше юношеских, и все они резко отличаются от последних своей функциональной направленностью. К ним относятся дневники как хорошо известных в истории культуры людей (В.Ф. Одоевский, П.И. Чайковский, С.И. Танеев, А.С. Суворин), так и безызвестных (Е.И. Попова) или оставивших о себе память в силу родственных связей со знаменитостями (П.Е. Чехов). Этот факт говорит о том, что тяга к литературному оформлению душевных переживаний и событий повседневной жизни в жанре дневника свойственна не только литературно одаренным людям; в ее основе – психологическая потребность, не зависящая от природных дарований.
Нередко поводом к началу работы над дневником могло послужить сильное психологическое потрясение. «Принимаюсь вести свой дневник только теперь, на 57 году жизни, – признается Д.А. Милютин, – побуждаемый к тому пережитыми в первые три месяца текущего года непрерывными неприятностями и душевными волнениями»[91]. Е.И. Попова начинает дневник на шестом десятке жизни после смерти двух дорогих ее сердцу людей, потерю которых ей ничто не может возместить: «<...> я вполне убедилась, что дожито мною все хорошее, остававшееся мне от прежнего счастья, а счастью этому был один святой источник <Н.М. Языков и Д.А. Валуев>, но он иссяк, и светлые притоки его, которые увеличивали мое счастие и довольство, отвратили свой ток»[92].
То, что душевная потребность в ведении дневника должна сформироваться к определенному психологическому возрасту, подтверждается и тем фактом, что попытка некоторых авторов начать дневник в более ранний период жизни не имела успеха. К сорокалетнему возрасту относятся первые дневниковые записи А.С. Суворина. Но делаются они нерегулярно, с интервалами в несколько лет. И только через 20 лет журналист приступает к систематическому ведению дневника. Он относится к дневнику как к серьезному и ответственному труду: «Я жалею, что не вел правильного дневника. Все у меня отрывки, и набросанные кое-как. Их выбросят, вероятно, как хлам никому не нужный. Но вести дневник – нелегкое дело для себя самого»[93].
Первая попытка П.И. Чайковского делать систематические подневные записи относится к периоду заграничной поездки 1873 г. Но должны были пройти еще 11 лет, прежде чем композитор почувствовал острую потребность в самоанализе. Начатый в 44 года дневник стал знаком критического возраста. Впервые композитор почувствовал приближение