– Ты чего? – удивленно спросил сержант. Хрупкая малютка чем-то ему понравилась.
– Мне надо… в туалет, – с трудом выдавила из себя Олеся, краснея и опуская глаза. – Пустите.
– А-а… Ну, пойдем…
Когда ее снова водворили в камеру, Олеся с надеждой посмотрела на своего тюремщика, который казался вполне безвредным и даже симпатичным:
– Я есть хочу.
– Что? – опять удивился Костя.
– Я есть хочу.
О-хо-хо! Дома тотчас бы возникла заботливая Никитишна и принялась сервировать стол для обильного ужина. И дорогой папуля, пугаясь ее чрезмерной стройности, тоже постоянно подбрасывал молодым большие картонные коробки с дорогими деликатесами.
– Утром накормим, – пообещал сержант. – Доживешь?
– Вряд ли, – засомневалась Олеся, ощущая в себе ужасную пустоту, а в Константине – некоторое сочувствие.
– Ну терпи.
Олеся опустилась на деревянную скамейку. Но через минуту сержант появился вновь.
– На, – сказал он, протягивая, как обезьянке в вольер, половину бутерброда с сыром. – Больше у меня ничего нет.
На деньги, собранные в качестве мзды с проституток, можно было три дня заказывать в немецком шнель-ресторане обеды с доставкой – свиные ножки, копченые колбаски, филе лосося в сухарях. Но в данный момент у Константина был в наличии только презренный бутерброд, и он честно им поделился.
Утренняя прохлада, близкий стрекот кузнечика и первые робкие звуки еще не проснувшегося леса разбудили Татьяну. Она спала прямо на земле, доковыляв до какой-то опушки и без сил упав в густую траву.
Несмотря на все ужасы вчерашнего дня, утро в лесу было чудесно. Таня поднялась со своего цветочно-травяного ложа. Она подмокла от холодной росы, но этот холодок был приятен. Исполинская бабочка с бархатными узорчатыми крылышками попыталась сесть на ее нос. Таня засмеялась и, образованная девочка, тут же вспомнила хокку Мацуо Басе: «Бабочки полет / Будит тихую полянку / В солнечных лучах».
Полянка, ставшая для нее сегодня спальней, пробуждаясь, на глазах наливалась сочными красками и звуками. Пушистый полосатый шмель, озабоченно гудя, пролетел мимо. В далеких от земли кронах сосен играл ветер. Настроение было бы вполне до-мажорным, если бы не три бемоля, портившие всю картину: страх за Валерку, мысль, что она окончательно заблудилась, и чувство голода.
«Похитителя уже поймали, – неэффектно пыталась успокоить себя Таня, пересекая живописную поляну, всю в цветах, изумрудную, пурпурную, кукурузно-желтую, васильковую, и с удовольствием вдыхая свежий утренний воздух, – поймали, поймали! Валерка дома и не знает, куда деваться от поцелуев Олеси».
Россыпь мелких цветов привлекла Танино