Худая гадалка привораживала душу его страстной темью, припадала к треножнику страстной темью, поднималась и застывала.
На груди ожерелье звякнуло, свесилось к полу с груди, от груди прыснуло блеском и отгорело.
Гадалка сказала:
«Тайны сладость, тайны сладость – потому что на вздох еще до встречи он отвечал вздохом, на желанье желаньем. Он всю жизнь вас искал»
«Вы – его.
«До встречи молились друг другу, до встречи снились. Сладкая у вас, сладкая любовь. Но кто-то встанет меж вами.
«Только молитва ангелу, только умное деланье, только ворожба зажженных лампадок образ осилит рока между вами.
«Вы молились ангелу. Увидели его. Поняли.
«Что он не живой, он – ангел.
«Вот завели вы себе, живой завели образ: для новых дел завели.
«Он, только он. Вы сгорите в яростной страсти. «Только»,
Светлова стояла грустно, задумчиво, тихо.
Гадалка – с кокетством, грешной мягкостью – поднесла к лицу ее набеленный, морщинистый лик.
Светлова спросила взором, а гадалка с кокетливой мягкостью только сластно поводила глазами – только. Одна просила успокоить, только другая ее истерзала.
Только взором впились друг в друга.
И два помысла их сопряглись в чудовищном искусе.
Два умысла.
Только встало во взорах старинное, вечно грустное.
Только встало. Все то же…
Вдруг губы старухи ожгли лицо красавицы, лучась грешной улыбкой. Цыплячьей рукой, точно птичьей лапой, тихонько погладила ее, тихонько ее пурпуром дыхания жгла.
И Светлова с ужасом отшатнулась.
Бешеный иерей над домами занес свой карающий меч, и уста его разорвались темною пастью – темным воплем.
«Задушу снегом – разорву ветром».
Спустил меч. Разодрал ризы. Залился слезами ярости.
И падали слезы, падали бриллиантами, трезвоня в окнах.
Взлетел.
И с высей конем оборвался: потоком снегов писал над городом.
Город
Тень конки, неизменно вырастая, падала на дома, переламывалась, удлинялась и ускользала.
Ветер был вьюжный, бодрый.
Кто-то, знакомый, сидел в конке. Пунсовый фонарь отражался в тающем снеге,
Отражение мчалось на снеге, – на талом снеге спереди рельс.
Чертило лужи пунсовым блеском: дробилось и пропадало.
Тень конки, неизменно вырастая, падала на дома, переламывалась, удлинялась и ускользала.
Толпы людей, из домов выбегая, бросались в метель, снегом дышали, утопали и вновь выплывали.
Кто-то, все тот же, кутила и пьяница, осыпал в ресторане руки лакея серебряными, ледяными рублями: все проструилось в метель из его кошелька, и метельные деньги блистали у фонарей.
Проститутка, все так же нападая, тащила к себе, раздевалась, одевалась и опять выбегала на улицу.
Подруга клонилась к Светловой своей шляпой с пышными перьями, прижимая муфточку к лицу, ей лукаво шептала.
Светлова, клонясь к головке подруги