Томас Венцлова. Доната Митайте

сам автор признает, что написал их «скорее заработка ради»[89], космос и кибернетика действительно его интересовали. Первую книгу (кстати, единственную, в которой автор согласился на некоторый компромисс: хорошо отозваться о советской власти, коли она лучше всех исследует вселенную) оценили не только гуманитарии, но и астрономы. Стремление Томаса Венцловы жить в открытом мире выражено в этой книге по-максималистски: «Мы как будто вышли из комнаты на улицу, в огромный город. Масштабы в корне изменились. Мир, в котором живет и работает человек, был большим, а сейчас он стал беспредельным. Можно сказать, что люди перестали быть провинциальными жителями захолустья. Еще трудно понять, как это отразится на нашем быте и наших мыслях, но ясно одно – космические полеты ввели новое измерение».[90]

      «Голем, или Искусственный человек» – книга о кибернетике, которая удивила математиков «тонким пониманием духа точных наук»[91]. Но со стороны иногда казалось, что поэт впустую растрачивает силы. Андрей Сергеев передает мягкие, но ироничные слова литературоведа, бывшего политзаключенного Пятраса Юодялиса: «Томас – единственный поэт в Литве. Его не печатают. Предложили написать какую-то брошюру по семиотике, и он согласился! Это как если бы Паганини предложили играть в кино перед началом сеанса, и он согласился бы!»[92] Однако еще в 1960 году, сдав экзамен по логике у профессора Василия Сеземана, Томас с гордостью заносит в дневник: «Получил предложение изучать кибернетику (у профессора на столе вся кибернетическая литература, которую здесь можно достать)»[93]. Так что увлечение этой наукой возникло задолго до того, как он написал книгу, и переросло в серьезный интерес к семиотике.

      Не только поэзия, но и другие увлечения – просторами космоса или просторами человеческого сознания – только приближали неотвратимый конфликт с закрытой советской системой.

      5. Попытки жить в Литве

      Примерно в 1962 году я понял: им я писать и работать не буду. Вообще, не буду писать и говорить того, во что не верю. После такого решения оставались только переводы.

Томас Венцлова

      В 1965 году Томас Венцлова вернулся из Москвы в Вильнюс; хотя по семейным делам и по работе он много ездил в Ленинград и Тарту. Можно сказать, что вплоть до 1975 года, когда Томас написал «Открытое письмо ЦК Компартии Литвы» и потребовал выпустить его за границу, он искал нишу, в которой мог бы избежать компромисса с властью.

      Главная заслуга поэта в эту пору – знакомство литовского читателя с современной западной литературой и русскими авторами, к которым советская власть была неблагосклонна. Еще в начале семидесятых годов он перевел рассказы Ярослава Ивашкевича (переводы опубликованы под названием «Девушка и голуби», 1961), «Бронзовые врата» Тадеуша Брезы (1963), чуть позже – «Капут» Курцио Малапарте (1967). Он брался за самые сложные тексты. Например, в 1968 году был опубликовал перевод на литовский трех глав из джойсовского «Улисса». Томас признает, что этот перевод стал для него экзаменом «на культурную и языковую зрелость».[94]

      Весной