Вот так, вытирающим голову, и появился он в гостиной дома Николая Петровича Северова, торжественно встречавшего его вместе с дочерью Маргаритой. Эффект от полотенца получился почти что театральный. Сняв полотенце как маску с лица – оп! – неожиданно для самого себя предстал перед той самой экзальтированной особой, с которой лишь пару часов назад пообщался на набережной. Видимо, прогулка была недостаточно длинной – надо было через яхт-клуб идти, – потому что самообладание покинуло его. Услышав слова профессора «Это моя дочь Маргарита», еще больше стушевался и отвел взгляд, как какой-то мальчишка-подросток. Нервно сглотнул. Но все же довольно быстро взял себя в руки, собрался. После небольшой вынужденной паузы улыбнулся, открыв обворожительной улыбкой ровные белые зубы, и произнес:
– А я думал, что ваша дочка маленькая. Я ей котенка принес.
Он поспешил вынуть из-за пазухи шевелящийся комочек, заботливо завернутый в кашемировый шарф. Тут же из мягкого убежища показалась рыжая мордочка. Затем как ни в чем не бывало перевел взгляд на Маргариту, на лице которой и мускул не дрогнул, и спросил:
– Как вы назовете его?
– Бобик. Я воспитаю его как собаку, и он будет меня защищать. В этом городе мне без защитника не обойтись.
Впрочем, важнее было не то, что она сказала, а как. Ее глаза лихорадочно блестели, а на мягких губах отпечаталась бескомпромиссная улыбка.
– Что ты говоришь, Рита, – встрял Николай Петрович, уже успевший налиться нервным багрянцем. В его выцветших глазах читалась мольба. – Нельзя вот так встречать доброго, почетного гостя – тем паче когда эта встреча первая.
– А вот и не первая, папа. Нам уже представился случай познакомиться. Причем при самых неприглядных обстоятельствах. Иван Григорьевич прямо на набережной, при многочисленных свидетелях ударил человека, воспользовавшись своей властью и положением. Человека маленького, неспособного в силу своего зависимого положения дать хоть какой-то отпор. Дрожащего от страха и унижения. Он…
Николай Петрович не дал дочери договорить:
– Рита, что с тобой? Остановись! Умоляю, остановись…
– Нет-нет, пускай продолжает. Это замечательно, что у вашей дочери есть свое мнение, пусть и ошибочное, – произнес Иван Иноземцев, гордо вскинув подбородок и расправив плечи.
«Тоже хорош гусь, – подумал окончательно сникший Николай Петрович. – Вернее, мокрая курица, а туда же, петушится». Ну а распалившуюся Маргариту теперь вообще ничто не могло остановить:
– За разрешение спасибо. Но я в нем не нуждаюсь. Если решила что-то сказать, то непременно так и сделаю. Хотя я, собственно, сказала все, что хотела. Надеюсь, у вас найдется, что сказать в свое оправдание.
– Оправдываться перед вами