Как раз там-то, недалеко от пристани, и поджидало ее первое приключение. Не сказать чтобы приятное. Скорее наоборот.
Метрах в десяти от берега мчалась на раздутых парусах спортивная лодка. Лодочка совсем небольшая, новенькая. Вся команда – два пацана лет восемнадцати. Впрочем, в этом ничего необычного не было. Привлекало внимание другое. Лодочка металась, как муха в паутине, а за ней гналась, не давая покоя – прижимая и тесня, моторная яхта «Скводрон». Пассажиры моторки, перегнувшись через перила и полувися над водой, извергали из глоток, к тому моменту уже на совесть промоченных, нечеловечные слова в адрес парусника. Наиболее горлопанистый орал благим матом:
– Уступи дорогу, поганец! В сторону, тебе говорят!
Река-то широкая, раздольная – противоположный берег только при ясной погоде можно рассмотреть. Места для всех вдоволь. Только вот моторка так и пинала несчастный парусник к берегу, на мель. Разогнавшись, прошла так близко, что наиболее удачливым пассажирам даже посчастливилось до парусника доплюнуть. Лодочку крепко крутануло, еще бы чуть-чуть – и перекувырнулась. Но, слава Богу, удержалась, устояла. И все ж на мель вылетела, больно скрежетнув днищем по камням, что тут же нашло отклик у наиболее чувствительных свидетелей происшествия в виде внезапно нахлынувшей зубной боли.
Невозможно со всей уверенностью сказать, как завершилось бы это злоключение, если бы один из случайных прохожих – высокий широкоплечий мужчина лет тридцати пяти – не кинулся на выручку, погрузившись в студеную воду (от чего у некоторых наблюдавших за этой сценой дам даже мурашки пошли), и не вытолкнул горемыку на воду.
Однако спасением лодки его намерения не ограничились. С завидной быстротой и ловкостью выскочил из воды, в три стремительных шага добрался до стоявшего неподалеку гимсовского[5] катера и, включив сирену, кинулся в погоню за «Скводроном». Скоро и яхта, и преследовавший ее катер скрылись за крутым изгибом реки. Собравшаяся на набережной толпа, немного погудев, начала расходиться, чтобы вновь предаться сладкому праздношатательству.
Маргарите в силу ее природного любопытства не терпелось узнать, чем все это закончится. Почему-то переживала за отчаянного безумца: