Лаврентий Кондрашов подошел к стойке бара, обозрел батарею бутылок, ткнул в одну из них, ту, на которой имелась наклейка «Абсолют», и спросил у бармена:
– Настоящая или паленая?
– Настоящая, – ответил тот, однако не очень уверенно.
Кондрашов, естественно, не поверил ему, но все же сказал:
– Плесни пятьдесят капель.
Бармен налил водки в стопку, подвинул Лаврентию. Понюхав, тот покачал головой.
– Нет, это я пить не буду. Давай лучше сока апельсинового.
Парень исполнил просьбу. А водку из стопки перелил обратно в бутылку, ловко отковырнув дозатор.
Со стаканом в руке Лаврентий повернулся лицом к залу, нашел глазами Саврасова и поинтересовался:
– Ты уже вызвал своего адвоката?
– Вызвал. А вы?
– А я решил пока обойтись без него.
– Зря, – вклинился в разговор Седаков. – Если старика на самом деле отравили, мы все станем подозреваемыми.
– Подозреваемый уже есть, – впервые за долгое время заговорил Козловский. С того момента, как старик упал замертво на пол, он не проронил ни звука. – Это Виктор Саврасов. Профессор назвал именно его своим отравителем.
Седаков вопросительно посмотрел на друга.
– Как думаешь, почему именно тебя?
– Без понятия, – пожал мощными плечами Саврасов.
– Я, кажется, знаю почему, – раздался голос Марка Штаймана. Лаврентий знал его. Тот получал свое второе высшее образование в то же время, что Кондрашов свое. – Я заглянул в туалет, – продолжал он. – Там по всему полу таблетки рассыпаны. Предполагаю, именно ими он и отравился. А если вспомнить, кто дал ему пузырек с лекарством…
– Я нашел его под столом!
– Этого никто не видел. В том числе профессор. Вы могли его и из кармана достать.
– Но это были таблетки Алексея Алексеевича.
– Это был пузырек из-под таблеток, которые принимал Стариков. Его же, как я полагаю, лежат в плаще, который висит сейчас в гардеробе…
Штайман как в воду глядел. Когда приехавшие по вызову полицейские осмотрели карманы плаща покойного, они обнаружили там пузырек с таблетками. Что еще, кроме этого, раскопали, Лаврентий не узнал, поскольку был уведен в подсобку для допроса. Причем до того, как он в сопровождении одного из оперов зашел в помещение, оттуда выкатили коляску со спящим малышом. Очевидно, кому-то из работников не с кем было его оставить дома.
Лаврентия усадили за плохо отмытый от пищевых отходов стол и оставили одного минут на двадцать. Кондрашов все это время пытался услышать, что творится за дверью, но до него долетали только обрывки фраз. Одно он понял: Саврасова уже допросили. Конечно же, в присутствии адвоката, умудрившегося приехать не позже полиции. После того как Виктор был отпущен, опер, имевший с ним беседу, переключился на Кондрашова.
Майору было чуть за тридцать. Высокий, спортивный, с волевым лицом, он напоминал