– Не надо так, Нед…
– А как надо?! Студенту тому, что к вам подходил, мама с папой безбедную жизнь обеспечили, вот он и ходит, ясный, как солнышко. А я родных не знаю, словно сразу от чужой тетки на свет родился. И за каждый кусок мне драться пришлось. Я не бандит, не вор. И крови на мне ничьей нет. Так почему я должен умереть?!
– Они ведь не знали о твоей болезни…
– А если бы знали, так что? Вместо тюрьмы на курорт бы отправили?
Нед помолчал, потом тихо произнес:
– Простите. Разнылся я. Вы, верно, думаете, вот, мол, прижало, он и выкручивается. Не знаю, может и так… Но я человек еще не конченый. Верите?
– Верю, Нед. Конечно, верю.
Щелкнул замок, в камеру вошли конвоиры. Дина крепко сжала руку Сэвиджа и быстро вышла. Ее душили слезы.
В скверике позади здания суда Быстрову ждали Ковалев и Тим Клэр. Тим горячо говорил:
– Я не понимаю, почему суд вынес подобный приговор. Доносы, анонимки, показания какого-то шпиона – и ни одного стоящего доказательства! Мало ли, что шпион придумает! И как, ответьте мне, можно считать бродягой человека, зарегистрированного как рыбак? А сопротивление властям? Если бы в меня стреляли, я бы тоже постарался куда-нибудь спрятаться!
Как Дине ни было плохо, она не смогла не улыбнуться.
– Вы ошиблись призванием, Тим. Вам надо было поступать на юридический. Из вас получился бы хороший адвокат, как раз такой, как был нужен сегодня Сэвиджу.
– Вы видели его, говорили с ним? Что он вам сказал?
Дина взглянула на Ковалева.
– Он просил передать вам, что еще не совсем конченый человек…
Тот грустно улыбнулся.
Обитая железом дверь захлопнулась с грохотом…
Парень вздрогнул, приподнялся, непонимающе обводя взглядом тонущую в полумраке комнату. Вспомнил, где находится, опустился на подушку.
Тюремная больница. Вот уже третий месяц, как его перевели из камеры в эту палату. Рудничная лихорадка убивала медленно, но верно… Там, на воле, он почти забыл о ней, хотя жизнь его мало напоминала санаторий. Но вот уже восемь месяцев, как он за решеткой. Сырой, затхлый воздух плохо протапливаемой камеры сделал свое черное дело. Болезнь вернулась. Подарок из Угорья, будь оно неладно…
В палату вползал неторопливый январский рассвет.
Больничный день шел своим чередом. Соседи не трогали парня на крайней койке. Все давно привыкли к тому, что ее обитатель целыми днями молчит, разглядывая потолок или стену напротив. Трудно сказать, что увлекательного находил он в этом однообразном зрелище, но отрывался от него с большой неохотой, отделываясь от всех попыток втянуть его в разговор односложными «Да», «Нет», «Не знаю». Шептались, что парню есть, о чем порассказать, потому что слыл он одним из самых ловких контрабандистов побережья, и немало на его счету