Великую службу сослужили Русской земле святые подвижники. В годы тяжелой неволи, рабского унижения, злобы, горькой нищеты, голода, повальных болезней легко человеку упасть духом, опуститься, зажить грубою, животною жизнью. И вот в такую тяжкую пору в разных концах Русской земли, в глухих местах, где не бывала человеческая нога, где ютились только дикие звери, являются один за другим пустынники. Почет, богатство, семейные радости – все, что так дорого людям на земле, – все презрели эти подвижники; все это в их глазах ничто в сравнении с иною жизнью, жизнью вечною, духовною. Проведают о подвижнике люди, дивятся ему: старик один-одинешенек живет в безлюдной глуши, ни хищного зверя не страшится, ни лихого человека не пугается; боится только одного греха – боится его пуще лютой смерти. Тяжкие труды несет он, голод, холод добровольно терпит и все Богу молится. Рассказывают те, кому доводилось видеть пустынножителя, что приветлив он, светел душою, что готов утешить всякого скорбного, что сладко слушать слова его.
– Сам Бог, – говорит он, – претерпел всякие лишения, нужду и страдания за грехи людей, а нам, грешным людям, не великое дело – потерпеть нужду и лишения за свои грехи, которых паче меры… Ничтожна эта земля с ее кратковременными страданиями и горестями в сравнении с царством небесным, где жизнь вечная, красота неизреченная и радость без конца.
Троице-Сергиева лавра. Вид конца XIX в.
Светлее становилось на душе у несчастного, подавленного горем человека от таких речей, вера в лучшую будущую жизнь согревала душу его. Учился он у старца немощного телом, но крепкого духом, добровольно терпевшего всякие лишения и нужды, терпеливо сносить свою горькую долю, не падать духом.
…Недоступны были простому, темному люду священные книги, не приходилось слышать ему церковную проповедь: в тяжкое время татарщины и в больших городах на Руси все реже и реже раздавалась она, наконец, и совсем смолкла. Но сильнее книг и проповедей действовал на простых смертных людей живой пример подвижников и их простое задушевное слово. Молва об их подвигах широко расходилась и повсюду проникала в самые глухие уголки и поддерживала у темных людей веру в Бога и в будущую лучшую жизнь.
Симеон Гордый, Иоанн II и Димитрий Донской
Всякими способами – честными и нечестными – Калита усилил Московскую область, прибрал к рукам удельных князей, управился с Тверью, с Новгорода брал откупы, а в случае отказа посылал рать на Новгородские земли. Тягаться с Москвою уже было не под силу удельным князьям. Хотя Калита и поделил землю между тремя сыновьями и женою своей, но все же по смерти его (1341) никто не мог соперничать с его сыновьями: доверие и милость хана от него перешли к ним. Хан признал старшего из них, Симеона, великим князем, и, по словам летописи, «все князья русские даны были под руку его». Держал себя он с подручными князьями властно и гордо, за что и прозван был «Гордым»;