Если ты действительно хочешь продвинуться вперед, то нужно высвободиться из этих пут и постараться стать выше всей этой мелкой борьбы. Нужно опереться на новую силу: не самоутверждения, а самоотречения, не так называемой справедливости, а творческой свободы. Подлинно справедливым человек может стать только, если он ищет чего-то большего, чем простая справедливость. И «большего» не только по степени, но и по существу. Он должен искать такую силу, которая разрывает заколдованный круг неправды и насилия, силу, достигающую таких пределов, куда нет доступа разрушительному насилию. Эта сила – любовь.
«Вы слышали, что сказано: „люби ближнего твоего, и ненавидь врага твоего“. А Я говорю вам: любите врагов ваших… и молитесь за… гонящих вас, да будете сынами Отца вашего небесного; ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Ибо, если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете?» (Мф 5.43–47). Это еще раз подчеркивается словами: «И если взаймы даете тем, от которых надеетесь получить обратно, какая вам за то благодарность? ибо и грешники дают взаймы грешникам, чтобы получить обратно столько же» (Лк 6.34).
Здесь опять та же мысль, только еще более глубокая в своих истоках. В старом учении говорилось: отвечай любовью на любовь и ненавистью на ненависть. Заповедь основывалась на соответствии чувств, – можно сказать, на справедливости сердца. Но само сопоставление этих чувств показывает, что упомянутая там «любовь» еще не была свободной. Она представляла собой лишь часть внутренней сущности человека и противопоставлялась ненависти как другой, столь же законной части его существа. Эта любовь жила тем, что другая любовь шла ей навстречу. Она была еще только одним из непосредственных проявлений человеческого «я», слагающегося из расположения и отпора. И вот Господь говорит: та мнимая справедливость сердца, не может осуществляться сама собою. Ненависть, считающая себя законной в своем противостоянии ненависти, неминуемо станет больше той, на которую отвечает; поэтому она будет несправедливой, а тем самым будет давать право на новую ненависть. Любовь же, ставящая себя в зависимость от любви других, всегда будет стесненной, неуверенной, нетворческой. Это еще не настоящая любовь, ибо подлинная любовь не терпит рядом с собой ненависти, а представляет собой силу и меру всего существования.
Подлинная справедливость чувств становится возможной лишь тогда, когда она охвачена направленностью сердца, которая