Я сижу на столе в комнате с выключенным светом и смотрю в окно. Сегодня я не ужинал. Можно сказать, что мой ужин состоит из тарелки наблюдений, заправленных холодным воздухом. Иногда таким бывает и завтрак. На обед я стараюсь что-нибудь проглотить из продуктов. Магазин недалеко в этом же доме, где я живу – спустится, одев кеды, пол минуты, но я этого не сделаю, мне не хочется совершать ненужных телодвижений, тогда нарушится мой образ жизни. Дело в том, что у каждого человека есть какой-то принцип, по которому он живет. Один любит ночные прогулки. Для него пойти в два ночи на озеро и просидеть там до семи утра вполне обыденное дело. Другой заслышав про это будет с непониманием взирать на того, кто ночью не спит, как все нормальные, по его мнению, люди. Я же не выхожу после одиннадцати в магазин, не мешаю себе думать мыслями о еде, не выношу мата. Последнее терпимо, если из десяти сказанных слов – хотя бы шесть-семь приличных. Но из прошедшей сотни за эти дни я наблюдал преимущественно для меня невыносимый жаргон с примесью битых бутылок и сивушным запахом.
Автобус с белой полоской проезжает четвертый раз за час. Раньше я его не видел. Слышал, но не видел. В этом месте он идет медленнее обычного. Здесь такая ямка – рабочие перекопали.
Кто едет в такой час? Одинокие. Не сказать, что я очень одинокий. У меня множество друзей. Дело в том, что для того, чтобы мне почувствовать себя счастливым, они мне не нужны. Они мне часто звонят, и если я не хочу с ними разговаривать, то не говорю, если вдруг понимаю, что надо бы и перемолвиться с ними, а то совсем отвернуться. Вот этого не хочется. Боязно как-то.
Стоит темно-зеленая машина. Вчера она была темно-красной. Позавчера на этом месте стояла карета, запряженная тройкой. Конечно же, в моем воображении.
У меня много времени, до самого утра, и я могу не торопиться. Торопливость мне ни к чему. Говорят, что те, кто спешит, обязательно кого-нибудь да насмешит. Так повелось уж. И надо мной смеялись. Как помню свой день рождения, почти первый, точнее второй или третий, когда я стал понимать, что я – человек и у меня есть преимущества в виде помыкания.
Я был ребенком. У меня были родители. Почему были, они есть. Только сейчас они думают, что я….не хочу об этом. Может быть, когда-нибудь и вернусь к этому, но пока не могу. Ну, это ничего, – так бы сказала моя мать, застав меня в комнате с выключенным светом. Отец бы махнул рукой, ему давно все равно, что со мной происходит. Только мать делает вид, что интересуется моей жизнью. Иногда звонит и мешает мне думать так. Есть еще бабушка, которая является единственным человеком, который одинаково ко всему относится. Она не разделяет людей на плохих и хороших, успешных и неуспешных, с зубами или без зубов, она любит всех. Любимая фраза моей бабушки «все впереди». Я тоже так думал, пока не приехал сюда. Этот город вошел в меня как-то болезненно. В дороге я подхватил простуду, чихал пару дней. На меня смотрели, как на прокаженного. Никогда я такого не испытывал. Но я и это вынес. Думал, умру,