Что касается Маши, то она по-другому влияла на меня. Она пела. Не сказать, что очень плохо. У нее хороший голос, но когда я дома, то она всегда поет. Кажется, что она не может говорить обычно, словно всю информацию, которую она хочет передать, находится в песне. Сейчас все спят (во всяком случае, время обязывает), но и сейчас мне кажется, что я слышу ее голос.
Соседи меня любят…изматывать. Я идеальный человек для этого. Сам я, конечно, не такой идеальный. Когда меня первая девушка спросила: ты легкий человек, я сказал, что средний, потом был вопрос про идеального, я сказал, что идейный. Идей у меня всегда предостаточно, но чтобы они была первого сорта – не факт. Как только я начинаю думать о творческом процессе – о том, что нужно, что не хватает, как сделать так, чтобы все было идеально, у меня появляется страх, что не получится. Страх со мной всегда. В это момент сердце учащенно бьется. Чем глубже ночь, тем сильней заводишься. Поэтому человек ночью и спит, чтобы не лопнуть от натуги. А я как натянутая пружина. Чуть что…
Прилягу, может. Как бы сердце успокоить. Прижать, не помогает. Нужно подумать о чем-нибудь спокойном. О пустыне – так тихо…и медведи, но откуда же они там? Тихо…тихо…тихо…как странно самому себе петь колыбельную. Эх, голова моя…медвежья. Интересно, где его туловище?
Ночь вторая
Я смотрю на мокрое окно и слышу, как женщина шлепает по лужам. По-детски, ей богу. Ее ядовито-желтые сапоги смело, но безрассудно бороздят глубокие выемки, создавая водоворот. Прошел второй, мужчина в джинсовом наборе – джинсы, куртка, проматерился. Сказал что-то о верхах. О президентских. Его кроссовки ужасно чавкали. На втором этаже слышно все – проезжает автобус на Неман, вопят голодные коты, воркуют голуби, чавкают прохудившиеся кроссовки.
Жутко жарко. Батареи холодные, но комната, в которой я нахожусь, в одиннадцати квадратах сегодня напоминает склеп по затхлости воздуха. То ли мой нос забит, возможно, несколько раз переходил дорогу и удивлялся, как мое лицо не покрылось сажей, когда я прохожу два места – ремонт дороги (пары горячего асфальта) и завод с большими трубами (не знаю названия).
Я вновь попытался открыть заклеенное окно. Удивительное по открываемости окно. Оно было сделано по моим соображениям пару веков назад, когда еще не знали про возможности европейских окон. Про их удобство и вред. В результате была открыта форточка, напоминающая оконце в готическом замке. Сетка с заляпанными мухами и грязью, свежий воздух с привкусом свежескошенной травы, возможность крикнуть и остаться незамеченным. Сегодня кричать не хочется. По крайней мере, сейчас не получится, я знаю. У мухи тоже не получается кричать, когда ее убивают. То же самое происходит с другими