И лицом и осанкой Иоганн был необыкновенно красивый юноша, но лишь в годы зрелого мужества его благородные черты и высокая фигура достигли полного развития. Каноники, мерявшие все старинной меркой, говорили, что у Иоганна голова древнего римлянина, а один молодой аббат, круглый год, даже в сильнейшие морозы, ходивший в черной шелковой рясе и успевший прочесть Шиллерову драму «Фиеско», утверждал, что Иоганн Вахт – живой портрет Веррины[2].
Но не красота, не одна внешняя привлекательность производят то таинственное очарование, с помощью которого многие высокодаровитые люди с первого взгляда пленяют всякого человека. Чувствуешь до некоторой степени их превосходство; но это чувство нисколько не тягостно, а, наоборот, возвышает дух и наполняет все существо наше каким-то особым довольством. Полнейшая гармония связывает все стороны физического и духовного организма в одно целое, так что получается общее впечатление полноты и чистоты, точно все слито в стройный музыкальный аккорд. Такая гармония создает то неподражаемое благородство осанки, ту, так сказать, свободу малейшего телодвижения, в которых выражается сознание истинного человеческого достоинства. Этому благородству, этому высшему благоприличию не научит никакой танцмейстер, ни один придворный сановник, и потому следовало бы считать его, по справедливости, настоящим признаком благородства, так как оно дается лишь самою природой, в виде особого отпечатка. Остается прибавить, что наш мастер Вахт, непоколебимый в своей честности, верности и возвышенном гражданском чувстве, с каждым годом становился все более сторонником простого народа. Он обладал всякими добродетелями, но носил в себе также задатки тех непобедимых предрассудков, которые нередко составляют темную сторону подобных людей. Благосклонный читатель вскоре узнает, в чем состояли эти предрассудки.
Теперь ясно, почему появление молодого человека произвело сильное впечатление на достойного князя-епископа. Он долго и безмолвно взирал на красивого юного ремесленника с очевидной благосклонностью во взоре, потом расспросил о всех обстоятельствах его предыдущей жизни.
Иоганн на все отвечал свободно и скромно и напоследок с убедительной ясностью доказал владыке, что машина архитектора, хотя, может быть, и пригодная для других целей, совершенно негодна в настоящем случае.
На вопрос князя, уверен ли Вахт в том, что может сам выстроить вполне целесообразную машину для поднятия столь тяжелых грузов, Иоганн ответил, что для установки такого механизма ему потребуется не более одного дня, при помощи его товарища Энгельбрехта и нескольких ловких и услужливых подручных.
Можно себе представить, с каким злорадством архитектор и все его помощники ожидали следующего утра, когда пришелец должен был, по их соображениям, осрамиться кругом и со стыдом и позором убраться домой. Однако случилось