Мои товарищи пели, и наверное, по всему фронту точно так же пели тысячи таких, как они. Тогда я еще не знал, что именно в это время советские танки «Т-34», воспользовавшись тем, что из-за Рождества прекратилось наше наступление, сокрушили посты Шестой армии в районе Армотовска. Тогда я и представить не мог, что тысячи моих товарищей в Шестой армии (в которой служил и мой дядя) полегли в аду Сталинграда. Разве мог я знать, что немецкие города подвергаются разрушительным налетам английской королевской авиации и ВВС США? Мне и в голову не могло прийти, что французы изменят франко-германской Антанте.
По-своему это было самое прекрасное Рождество в моей жизни. Я ни о чем не думал и ничего не хотел знать. Я был один под огромным небом, на котором светились звезды. Помню, как по моей замерзшей щеке пробежала слеза – не от горя и не от радости, а от какого-то другого, странного чувства.
Когда я вернулся на квартиру, празднование закончилось. Костер загасили. Гальс припас для меня полбутылки шнапса. Чтобы не обижать его, я сделал несколько глотков.
Прошло еще четыре дня. По-прежнему свирепствовали морозы; к тому же начались сильные снегопады. Наружу мы выходили лишь по обязанности, которые были сведены к минимуму. Мы спалили несколько тонн дерева. Дома сохраняли тепло, так что иногда мы даже потели от жары. Чувствовали себя совсем неплохо, и, как всегда бывает, тут как раз и начались неприятности.
Рано утром, часа в три, караульный ударом ноги распахнул дверь избы, впустив вихрь холодного воздуха и двух солдат, казавшихся близнецами, так похоже выглядели их посиневшие от мороза лица. Они прошли к печке и лишь через несколько минут заговорили. Я, как и все, крикнул им, что– бы закрыли дверь. В ответ раздались ругательства и приказ встать. Мы, кряхтя и не слишком быстро, начали подниматься. Солдат, отдавший приказ, пнул скамейку, стоявшую подле, и снова проорал приказ, схватил одного из наших товарищей, укрытого одеялами, шинелью, мундиром, и выкинул его из импровизированной постели. При неясном свете от печки мы различили погоны фельдфебеля.
– Вы, свиньи, вы собираетесь вставать? – прокричал он, вытаскивая из постели всех, до кого мог дотянуться. – Кто отвечает за это стадо? Какой позор! Так вы надеетесь остановить наступление русских? Если не будете готовы через десять минут, вышвырну вас прямо в таком виде.
Ничего не понимая после внезапного пробуждения, мы в спешке собирали пожитки. Не закрывая дверь, фельдфебель, как бешеный, выбежал из избы и бросился в другую, сея повсюду панику. Мы никак не могли понять, что происходит. Наш часовой, который с трудом пришел в себя, сообщил, что чужаки прибыли из Минска на попутной машине. Пятнадцать миль по заснеженной дороге проделать не так-то просто; вот чем объясняется их возбужденное состояние.
Но, как бы ни орал свирепый фельдфебель, собрать нас в строй меньше чем через двадцать минут ему не удалось. Лаус, спавший так же крепко, как и остальные, пытался привести нас в чувство, прикидываясь, что рассержен не меньше, чем его коллега.
Фельдфебель, гнев которого так и не улегся, выкрикивал приказы:
– Еще