– Это вообще не искусство, – ответил Никос, – если ты делаешь все правильно. Слова не могут изменить суть, Тристанна.
– Мужчине не нужно знать законов этого искусства, – легкомысленно сказала она. – Это моя забота. И мне не нужна защита, в особенности от тебя. – Ложь далась ей легко. – Должна признаться, я немного перфекционистка.
Она чуть сдвинулась, предоставляя ему выбор – позволить ей встать или крепче прижать к себе, демонстрируя свою силу. Он выбрал первое, хоть и усмехнулся слегка, но Тристанна была рада даже этой маленькой победе. Он откинулся на спинку стула, прожигая ее взглядом.
– И как же это проявится на сей раз?
– Секс – это слишком примитивно, – бросила она.
Вместо того чтобы сесть на стул, она подошла к поручням и посмотрела на проплывающий мимо красно-золотой берег Франции. Ее ладони были влажные, его жар все еще опалял ее кожу. Она обернулась к нему, стараясь выглядеть беззаботно. Он внимательно посмотрел на нее:
– Я думаю, это зависит от твоего партнера.
Тристанна взмахнула рукой, словно обсуждение секса с Никосом не доставляло ей никаких неудобств.
– Мне больше по душе искусство соблазнения, – продолжила она, словно провела много времени, обдумывая эту тему, а не одну-единственную вчерашнюю ночь, глядя в потолок и размышляя, как же совладать с этим человеком. – Разве не в этом состоят обязанности любовницы? Осуществлять фантазии по требованию, соблазнять, когда этого захочет ее мужчина?
– Я рад, что мы солидарны насчет «по требованию». – Никос потер подбородок. – Это самая важная часть.
– Правда? – Тристанна издала смешок и тут же пожалела об этом: она выдала себя.
Но он просто смотрел на нее, как хищник на жертву. У нее было такое ощущение, что каждое его прикосновение оставило ожог на ее теле.
– Для меня – да, – сказал Никос, помолчав. – По-моему, мы упускаем ключевой момент. Я счастлив, что ты собираешься стать мне хорошей любовницей, но если ты думаешь, что здесь есть место обсуждению, кто главный в отношениях, должен сразу тебя разочаровать.
Ему не надо было как-то подчеркивать свои слова; наоборот, он говорил спокойно и легко, однако от силы, заключенной в словах, завибрировал воздух между ними.
– Ты не так понял меня, – сказала она мягким тоном, каким разговаривала с матерью, когда та совсем теряла голову из-за болезни или от скорби.
Его улыбка стала шире: он понял, что это был за тон.
– Сомневаюсь, – сказал он. – Хотя не хочу ставить под сомнение качество твоего дорогостоящего образования. Может быть, ты подберешь слова попроще, чтобы я смог понять тебя?
В его глазах вдруг мелькнула горечь, но она не стала задумываться почему. Через неделю она вернется с деньгами к матери в Ванкувер, и его горечь останется с ним. Это не ее проблемы.
– Я пытаюсь доказать