У всех учеников были занятия по вероисповеданию. Это означало, что мы с Дагмар ходили в прекрасную пльзеньскую Большую синагогу, вторую по величине в Европе, к замечательному старому раввину. Католики и протестанты посещали занятия в своих церквях. Родители не настаивали на том, чтобы я изучала иудаизм, но мне полюбились наши уроки с рабби и нравилось, как он все объяснял, рассказывая притчи, словно волшебные сказки. А самое лучшее заключалось для меня, с моим чувствительным слухом, в том, что на этих занятиях было тихо – всего пять-шесть учеников, а в обычном классе сидело двадцать или больше.
Лично я была лишь чешской девочкой, наставляемой в иудейской вере, вот и все. Я не испытывала гордости от того, что я еврейка, и не считала себя «избранной». Я никогда не думала, что меня могут преследовать за это, не сталкивалась сама с антисемитизмом ни разу и не видела, чтобы кто-то другой страдал от него. После уроков религии Дагмар и я присоединялись к другим детям, и вместе мы отправлялись в парк, купались в озере, и никто не придавал значения национальности или вероисповеданию.
ВСЕ МОИ детские воспоминания счастливые. И я думаю, что после такого детства любой может пережить что угодно в последующей жизни – ничто не разрушит заложенных основ.
Мама иногда говорила, что, когда делаешь лимонад, сначала кладешь сахар, а потом лимон. А если сделать наоборот, то вкус будет кислым. И это очень верная метафора человеческой жизни, потому что сладость остается навсегда, если попробовал ее раньше, чем горечь.
К счастью, родители любили друг друга, и эта любовь распространялась на меня. Среди моих лучших, самых ярких воспоминаний – летние месяцы, когда мы каждый год по две-три недели проводили в Добржише, в восточной Богемии. Там жила большая часть семейства моей матери, члены крупной и влиятельной еврейской общины. Мама была младшей среди братьев и сестер, потому что ее брат Йозеф, или Пепа, родившийся позже нее, покончил с собой после Первой мировой войны. Он изучал химию в Праге вместе с друзьями – Максимилианом Факторовичем (польским косметологом Максом Фактором) и будущим дирижером Вальтером Зюскиндом. Вернувшись с войны, он не сумел свыкнуться с мирной жизнью после окопов, не перенес разрыва любовных отношений и убил себя. Об этом редко говорили в семье.
Мой дед Леопольд был совладельцем компании «Шварц и Ледерер». В ней работали жены шахтеров и металлургов: они шили перчатки из привозной кожи, которые продавались в магазине деда. В Добржиче его держали чуть ли не за местного аристократа, мою бабушку