Бог слишком долго не видел солнца и не ощущал тепла. Слишком долго… Быть может, чужак поможет ему выйти из-за Врат.
Глава 7
Знание – сила.
Пять дней. Пять проклятых дней после эксперимента хозяйки я валялся на своей койке в казарме и не мог даже пошевелиться. При малейшем движении тело словно окунали в кипяток. У меня болело все – даже то, что болеть в принципе не может. Я не мог толком говорить, поскольку вместо членораздельных слов поврежденное ошейником горло выдавало жуткие шипящие звуки, до полусмерти перепугавшие Лэни, когда я поздно вечером попросил его дать мне попить. Да я и сам перепугался, когда вместо нормальной речи у меня получилось нечто, больше похожее на полушипение-полуквак недодушенной лягушки.
Самым паршивым же было то, что исцеляющая аура близнецов на меня не действовала, а только делала мое состояние еще хуже. После того как неугомонная троица в первый день пару часов посидела рядом со мной, все раны, нанесенные мне хозяйкой во время того проклятого ритуала, открылись снова. От боли я взвыл и выгнулся дугой на лежаке. Испуганные парни, шарахнувшись подальше от меня, мгновенно приволокли в казарму Элли, мастера Лиира и почему-то Нуба. Пришедшие, выгнав близнецов на улицу, мигом намотали на меня такое количество бинтов, что любая уважающая себя египетская мумия рассыпалась бы в прах от зависти. Кроме того, в меня влили какую-то приторно-сладкую дрянь и, оставив в качестве сиделки Нуба, ушли обратно. Что ж, спасибо хоть на том, что не бросили вообще в одиночестве.
Я, немного поворочавшись, каким-то чудом ухитрился заснуть, не тревожа раны. Правда, снилась мне такая каша…
Вторые сутки я провалялся в казарме в гордом одиночестве, а единственным моим развлечением было плевание в потолок. В буквальном смысле.
Именно тогда до меня наконец-то дошло, что я среди гладиаторов, которым не раз приходилось драться друг против друга. Здесь каждый был сам за себя. И то, что ко мне отнеслись так радушно, еще ни о чем не говорило – возможно, им всем было просто любопытно. Как же, парень с экзотической внешностью, да еще из другого мира! Будет жить – хорошо, помрет – нечего переживать. Беспокоится ли ученый, когда у него умирает лабораторная мышь?
А мне было плохо. Я хотел есть, пить и добраться до ванной комнаты. Но при попытке двинуться с места я от нахлынувшей боли потерял сознание.
Придя в себя, я с тоской уставился на близкий, но такой недоступный стакан с водой. Рядом никого не было – и подать его было некому. Из глубин разума всплыли старательно отгоняемые мной до этого момента мысли.
Как там моя семья? Я же исчез на глазах Насти. Она, наверное, жутко перепугалась. Несмотря ни на что, сестренка меня любила. Да и я ее тоже. Мы с ней ругались, даже дрались, но все равно – долгое время именно она была моей защитницей.
А мама с папой? Как они? Представляю их реакцию после того, как им сообщили,