– Вы стремитесь унизить себя и человечество, – заявил Никодимус. – Это не более чем шоковая реакция на то, что вы сегодня узнали. В самом начале казалось существенным загрузить на борт как можно больше научных и технологических знаний, и этого можно было достичь, только взяв с собой людей – носителей знаний. Правда, к моменту старта были найдены иные способы передачи знаний в виде трансмогов, превращающих даже простейших роботов вроде меня в многосторонних специалистов. Тем не менее и при этих условиях мы, роботы, лишены одного фактора – странного фактора человечности, видимо чисто биологического. Его у нас нет, и его не удалось до сих пор воспроизвести никому из конструкторов, никому из робототехников. Вы упоминали о роботе – вашем партнере по тренировкам – и о том, как вы его ненавидели. Вот что происходит, если конструкторы, совершенствуя роботов, пересекут определенную черту. Вы закладываете высокие потенциальные возможности, но человечность, уравновешивающая эти возможности, отсутствует в принципе – и роботы, вместо того чтобы все более походить на людей, становятся самонадеянными до полной невыносимости. Вполне возможно, что так и будет всегда. Возможно, человечность – фактор, который нельзя воссоздать искусственно. Экспедицию к звездам можно бы осуществить вполне успешно с роботами и наборами трансмогов на борту, но это была бы уже не человеческая экспедиция, а ведь цель этой и всех других экспедиций – отыскать планеты, где могли бы жить люди Земли. Само собой разумеется, роботы могли бы провести наблюдения и прийти к каким-то решениям, и в девяти случаях из десяти наблюдения были бы точными и решения правильными, а в десятом случае – нет, потому что роботы глядели бы на все вокруг электронными глазами и принимали бы решения электронными мозгами, лишенными этого важнейшего фактора человечности.
– Твоя речь утешительна, – произнес Хортон. – Остается лишь надеяться, что ты не ошибаешься.
– Поверьте мне, сэр, не ошибаюсь.
Вмешался Корабль:
«Хортон, пора бы вам на боковую. Поутру к вам заявится Плотояд, и вам надо выспаться».
Глава 8
Но сон не приходил.
Он лежал на спине и пялился в темноту – и темнота низвергала на него необычность и одиночество, ощущения, которые он до этих самых минут не подпускал к себе.
«Только вчера, – так ведь сказал ему Никодимус. – Вы заснули холодным сном как бы только вчера, а столетия, что пришли и ушли потом, для вас звук пустой, меньше чем ничего…»
«А ведь действительно, – подумал он с удивлением и горечью, – я заснул как бы только вчера. А теперь я один, и остается лишь вспоминать и скорбеть». Скорбеть, лежа в темноте на планете, столь отдаленной от Земли, но для него лично явившейся в мгновение ока. Скорбеть оттого, что родная