деревянному дому. Строение с восемью индивидуальными входами, от которых спускались трёхступенчатые скрипучие лесенки, переходящие в протоптанные снежные тропинки, расползающиеся в разные стороны, походило на странное насекомое с множеством горящих, низко посаженных окошек вместо глаз. Маленькие палисадники, огороженные невысокими штакетными заборами рядом с каждой дверью, в воображении девочки служили калошами для лап чудища. По одной из лестниц приехавшие поднялись наверх, прошли на ощупь через маленькие тёмные сени в небольшую комнату в два окна. Девочка придирчиво огляделась, проверяя, всё ли осталось по-прежнему. Сбоку от входа, за выцветшим полотнищем, находилась кухонька, там топилась маленькая печка, отгороженная прикреплённой к стене обтёсанной деревянной доской, служащей полкой и столом одновременно; рядом уместились два крашенных в кирпичный цвет табурета. В красном углу, перед входом, теплился огонёк под образами. У окошек, убранных узорчатыми светлыми занавесками, разместилась лавка; к стене прижалась узкая пружинистая постель, застланная белой простынёй с вышитым подзором. Подушка, установленная рёбрышком вверх, прикрытая тонкой ажурной накидушкой, выглядела чуточку игриво. Напротив угадывалось второе спальное место, отгороженное лёгкой цветастой занавесью, казавшееся намного больше первого, украшенное двумя подушками. К его изголовью вплотную приставили детскую кроватку с опускающимися верёвочными перильцами по бокам. Тут же разместился зажатый койками с двух сторон круглый стол, накрытый зелёной скатёркой, спускающейся до самого пола, а под ним мир Лёки, там все её игрушки. Тесно, свободного пространства почти нет. Вещи висят на гвоздях, под защитой подвешенного на прищепки куска жёсткой ткани. Слева от входа чудом втиснулся светлый лакированный сервант с отделениями для белья и посуды – мамино недавнее приобретение, её гордость. Из-за него старый бабушкин сундук пришлось вынести в холодные сени. Лёке близко подходить к новой мебели запретили, вдруг поцарапает блестящее покрытие. Комнатушка выглядела скромно, привычно, за неделю отсутствия малышки ничего не изменилось.
Девочка соскучилась по родному дому, особенно по бабушке, та выступила им навстречу из кухонного угла, медленно переставляя больные ноги, тепло улыбнулась. Внучка кинулась к ней, старушка ласково провела рукой по разрумянившейся щёчке ребёнка, одновременно снимая пушистую шапочку с взлохмаченной головки. Бабуля, в отличие от других, никогда её не тискала, не прижимала, не целовала, лишь слегка приобнимала и тут же отстранялась. Лёка привыкла, ей казалось, старикам именно так и положено себя вести, она знала – баба души в ней не чает. Старушка выглядела маленькой, худенькой, её сухенькие ладошки с выступившими венками смотрелись по-детски трогательно. Лицо с зачёсанными назад волосами, заплетёнными в две косицы, перетянутыми в корзинку на затылке, прикрывал чистый белый платок, каждая морщинка из-под которого лучилась добром, светом улыбки. Обыкновенная, правда очень
