Так я брожу, рассуждая о жертвах и животных, – но тут с луга до меня доносится ветерок. По запаху понимаю, что я на верном пути. От вони меня начинает мутить, глаза слезятся; я оступаюсь, соскальзываю с крупной кочки и залезаю ногами в коровью лепешку. После ночи возлияния красным вином в компании Хуго я категорически не готов к тому, что приходится делать. Не дойдя до середины луга, слышу, как на том конце роятся мухи. Хуго снабдил меня какой-то маской (газовой, как думал я), но она вообще не спасает от трупной вони, а смрад точно такой же, какой идет от человеческого трупа. В нашей части света многие уж позабыли, как пахнет смерть. Тело начинает источать его практически сразу же после смерти, но невыносимым запах становится лишь через три дня, когда бактерии прорываются из желудка, стремясь пожрать все мертвое царство. В процессе разложения образуются гнилостные газы и очень ядовитые жидкости. Наши органы чувств посылают нам четкий сигнал, призывая держаться на почтительном расстоянии от подобной отравы, а не искать ее, как намереваюсь сделать я.
Один известный биолог-эволюционист однажды представил человека, независимо от степени развития и культурности, в виде десятиметрового канала, по которому проходит пища. Все остальное: мозг, железы, органы, мышцы, скелет и прочие приобретения, сделанные нами в ходе эволюции, – лишь “дополнительное оборудование”, установленное вокруг этого канала. Умалив человека до базовой функции, мы вряд ли добудем хоть что-то интересное. Тем не менее самой распространенной формой жизни на Земле, помимо микроорганизмов, является канал, обвитый мышцами. Кто так же успешно осваивает Землю, как колонии червей, самые многочисленные из которых живут на морском дне? Остов мертвого кита дает приют миллионам червей и нематод.
Каждый год умирают десятки тысяч китов. Их не провожают на мифические китовые кладбища под похоронные песни собратьев, живущих в полнящихся органной музыкой морских пучинах. Некоторых выбрасывает на берег, но большинство уходит глубоко на дно. Трупный запах привлекает падальщиков со всех краев – далеких и близких. Как только возникают колонии некрофагов, жизнь закипает ключом. Эти колонии могут существовать десятками лет, пока не сгложут кита до костей. Однако и кости не пропадут. Они пойдут на пищу особой разновидности червя, похожего на крошечную красную пальму. Но даже и этот червь станет не последним едоком, вслед за ним за угощение примутся бактерии. Они переработают ядовитые сульфиты в питательные сульфаты. Один только этот процесс позволит кормиться четыремстам с лишним видам, в частности моллюскам. А когда кончится и эта пожива, все четыреста с лишним видов, затянув пояса,