– Так он в больнице?
– В какой, к черту, больнице, дома бодягу небось к синякам прикладывает!
– Новые очки покупает! Платиновые. Но с темными стеклами! – резвилась молодежь.
– Нет, ну почему у меня завсегда сердце радуется, когда простой человек какому-нибудь богатенькому Буратино в рыло двинет, а? – балагурили коллеги.
– А с чего ты решил, Женька, что пигалица эта самая – простой человек, а не кто-нибудь из наших, из так называемой интеллигенции? – поставила вопрос ребром Полина.
– Полина Георгиевна, ну вы даете! Конечно, какая-нибудь работница обувной фабрики, ошалевшая от тамошних цен, или нянечка из детского садика. Ну не Инночка же наша рыло этому, как его, Виталию Валентиновичу расквасила!
Тут Инночка была вынуждена раскашляться и бежать в туалет и жадно, затяжка за затяжкой, хватать сигаретный дым.
Рабочий день завершился нервозно, но Армагеддон местного масштаба предстоял дома: не сказать маме, что объект вчерашних насмешек, голливудского вида любитель абсолютно посторонних попок, и есть будущий Инночкин начальник, преступница не смогла.
– Господи, Нуся, ну почему ты без конца вляпываешься в дерьмо?
– Мама…
– Да, именно дерьмо! Чем тебе был не хорош Никита, с которым вы дружили в школе? Чем?
– Он постоянно поправлял штаны…
– Ну и что?
– На этом самом месте, мама! Это отвратительно!
– Зато теперь он профессор!
– Педагогики, – брякнула Инночка и тут же пожалела о сказанном: Капитолина Ивановна была педагогом с сорокалетним стажем и намеки на халявность педагогического труда не терпела.
После трех литров слез, посвященных дочерней неблагодарности в частности и бестолковости вообще, а также шести таблеток валерьянки и двух (в качестве тяжелой артиллерии) валидола воспитательный процесс был продолжен:
– А Славик? Твой бывший? Зачем нужно было выслеживать его с этой его блондинкой? Тем более, что он все равно ее сразу же бросил!
– Но, мама, я не выслеживала! Я застала их в нашей со Славиком постели, а на ней, к слову, был мой пеньюар…
– Который привез тебе из Франции Славик!
– Ты же сама моешь им плиту, я к этой дряни и не прикоснусь больше!
– А письма, Нуся? – вдруг совершенно спокойным голосом сказала мама. – Письма, которые ты получаешь пачками и перечитываешь в ванной? Письма, которые лежат в столе рядом с порнографией и этой гадостью? Ты связалась с зэком?
Ответить было нечего.
«…Здесь есть библиотека. Я решил: раз я влюблен – буду читать стихи. Попался Бродский, собственно, не Маяковского же мне читать? У него есть потрясающая вещь, „Зимняя почта“ называется. Ну, в смысле медленная, наверное, ямщики по дороге замерзают, как в Полининой песне, помнишь? Так вот начинается это стихотворение словами: „Я, кажется, пишу одной тебе“. А мне