– Тоже мне, Сирано де Бержерак. А я его, Нуся, пожалуй, помню, он приходил пару раз, когда Сашка с компьютером нахимичил, что-то чинил, чай пил. Ты его и вправду не любишь? Что ты молчишь? Кто истерику по поводу ночных звонков устроил? Кто с этими письмами носится, как дурак с писаной торбой? Ты знаешь, что бывает с женщинами бальзаковского возраста, когда их бросают молодые любовники?!
Инночка не сдержалась:
– Мам, а ты-то откуда знаешь?
Капитолина Ивановна вдруг покраснела и отвела глаза.
– Понятненько… Ладно, мамочка, я ведь ничего еще не решила, ничего, собственно, и не происходит. Ну, пишет мне мой знакомый – ну и что? Так что давай тему закроем.
Уф, а она так боялась, что на слове «знакомый» голос предательски дрогнет, но нет, пронесло.
«Затеяли разговор о девичьей верности и перессорились все. Полный взвод донжуанов, у всех же многолетний опыт, смешно, ей-богу! Я долго молчал, и меня обвинили в нетрадиционной ориентации. Ну, отнес я этого обвинителя к речке и в воду пару раз макнул – чтоб остыл, стало быть. А к чему я это все пишу… К тому, что меня вся эта чушь про ревность совершенно не беспокоит. К тому же ты мне ничего и не обещала, и я это знаю. Впрочем, какая разница, я вернусь и сумею тебя убедить… Я тебя очень люблю. Честное слово».
Глава 14
Славика стали ждать прямо с утра: Инночка, верная вычитанному давным-давно (кажется у Довлатова) правилу «раньше сядем, раньше выйдем»; Сашка – раздраженно, но с тайной надеждой, что родитель не явится; а Капитолина Ивановна как-то двусмысленно, видимо в свете вчерашней беседы открывшая для себя удивительный факт: оказывается, ее дочь может иметь собственное мнение, и с этим, как ни крути, придется считаться.
Бывший муж явился почти на час раньше: огромный, лысый, шумный и добродушный. Инночка знала, что последнее качество супруг в себе культивировал чуть ли не с десятого класса. Когда они познакомились на выставке абсолютно бредовых гравюр какого-то общего знакомого, Славик был хорош, как молодой бог. Причем явно скандинавского происхождения. Белокурый и кудрявый, как юный Володя Ульянов, атлетичный, с очень светлой кожей и светло-голубыми глазами. Это сейчас она отчетливо понимала, что список достоинств молодого бога Славика исчерпывался белокуростью, голубоглазостью и прочей атлетичностью. У него было туго с юмором. Он это знал и на всякий случай начинал хохотать в самый неожиданный момент, по делу и не по делу. Но чаще – не по делу. Она вдруг подумала: вот Генка, например, не хохочет никогда, кривовато улыбается, а если уж и хмыкнет