Едва научившись ходить, Софи научилась и лазить. Сначала она лазила по деревьям, которые были кратчайшим путем на небо. Чарльз ходил вместе с ней. Он был не из тех, кто вечно твердит: «Нет-нет, держись крепче!» Он стоял на земле и кричал:
– Давай, Софи! Еще выше! Браво! Смотри на птиц! Снизу они выглядят просто чудесно!
4
Старый футляр от виолончели, который стал для Софи спасательной шлюпкой, хранился в изножье ее кровати. По случаю ее одиннадцатого дня рождения Чарльз сошкурил с него плесень и купил краску.
– Какого цвета? – спросил он.
– Красного. Красного в море не встретишь.
Софи так и не научилась любить море.
Чарльз покрасил футляр самой яркой красной краской, которую только смог найти, и приладил на него замок. Софи сложила туда все свои сокровища и лакомства на ночь. Она открывала его, только чтобы порадовать себя или когда когда ее мучили темные морские кошмары.
Если бы Софи знала, какую важную роль сыграет этот футляр, возможно, она не стала бы хранить в нем мед, который вечно утекает из банки. Но она этого не знала: как любил говорить Чарльз, всего знать невозможно.
Чарльз предупредил ее, что не стоит привязываться к этому футляру.
– Не стоит дорожить чем попало, – сказал он. – Мы ведь не можем сказать, что он по праву твой, Софи. Вдруг ты не сможешь оставить его себе? За ним может кто-нибудь прийти.
– Знаю! – просияла Софи. – И кто-нибудь за ним придет! Моя мама. Она точно придет. – Софи плюнула на ладонь и скрестила пальцы на удачу. Это уже вошло у нее в привычку: она повторяла этот ритуал по сотне раз за вечер.
– Возможно, футляр не принадлежал твоей матери. Может, она просто схватила его, когда корабль начал тонуть? Софи, женщины очень редко играют на виолончели. Честно говоря, я ни разу не слышал, чтобы хоть одна женщина на ней играла. Гораздо чаще женщины играют на скрипке.
– Нет, – возразила Софи. – Это была виолончель. Я точно знаю. Я помню. Я помню, как она держала в пальцах смычок.
Чарльз учтиво кивнул, как поступал всегда, когда не мог с ней согласиться.
– Я хорошо помню корабль, Софи. Я помню оркестр. Но, Софи, я не помню ни одной женщины с виолончелью.
– А я помню.
– Нет, Софи. В оркестре были сплошь мужчины с усами и напомаженными волосами.
– Я помню, Чарльз! Помню!
– Понимаю, – ответил Чарльз. На его печальное лицо невозможно было смотреть, поэтому Софи уставилась себе под ноги. – Но, милая моя, ты ведь была совсем крохой.
– Это не значит, что я ничего не помню. Я ее видела, Чарльз. Правда, видела. Я помню виолончель.
Ей все время приходилось повторять одни и те же доводы. «Как заставить людей тебе поверить?» – думала Софи. На это нужно было много времени и сил. Это было невозможно.
– Я видела, как она плыла. Я точно видела! – Она стиснула кулаки. Не люби она Чарльза так сильно, она бы точно в него плюнула.
– И