И находил утешение лишь в ярости.
Таким я его и показала. Я металась по сцене вонючим чудищем, которое все потеряло. Я выползла из пещеры к Просперо. Я умоляла не накладывать на меня новое заклятье и ненавидела себя за то, что приходится пресмыкаться. Мне противно было жить рабом. Хотелось выцарапать Просперо глаза, вырвать у него волшебный жезл и проткнуть его насквозь.
– Это был мой дом! – завопила я. – Мой! Мой остров. Я жил с матерью. Но ты пришел, ты притворился добрым, и я тебе поверил. Я полюбил тебя как отца. Показал тебе все, чем дорожил, а ты меня ограбил.
Точно внутренний стальной стержень. Точно опора в бурю. Гнев – единственное, на что ты можешь положиться, когда все в жизни против тебя.
Я заорала:
– Дурак я! Будь я проклят!..
Пусть нападут на вас нетопыри,
Жуки и жабы – слуги Сикораксы!..
Сам над собою
был я господином,
Теперь я – раб. Меня в нору загнали,
А остров отняли!
И очнулась, как ото сна. В аудитории стояла звенящая тишина; я сощурилась на прожектор, возвращаясь в собственное тело. Я не видела никого, но чувствовала, что на меня все смотрят.
Время замедлилось. Сквозь открытый потолочный люк я заметила, что уже смеркается.
«Ты не здесь, – подумала я. – Ты сидишь одна в саду, над тобой шелестит листва, и птицы поют, засыпая».
– Знаете, – промямлила я, – не хочу я играть в пьесе. Дел по горло. Совсем забыла.
Послышался смех. Ну конечно. Нужно быть сумасшедшей, чтобы поверить, будто я смогу влиться в компанию, завести друзей, стать приветливее, научиться эмпатии.
Я смяла бумажку с текстом и бросила на пол. С комом в горле сошла со сцены. Взяла рюкзак, пальто. У меня горело лицо. Я ни на кого не смотрела. Я закрыла все свои двери, выстроила баррикады.
– Лекси, – окликнул меня мистер Дарби.
– Алексия.
И наконец:
– Александра!
«Пошел ты», – подумала я и распахнула дверь. Ты такой же козел, как остальные.
Учитель последовал за мной. Я перешла на бег, он тоже побежал. Я прибавила скорости, но он нагнал меня в фойе и схватил за руку.
– Лекси, не убегай.
– Не трогайте меня!
Я вырвалась, и он вздохнул. Типа, он весь такой приличный и воспитанный, а то, что я расстроилась, так он тут ни при чем.
– Пошел в жопу, – сказала я.
И тут как из-под земли выросла директриса.
– Александра Робинсон, не смей так разговаривать с членом педагогического состава, – рявкнула она.
– Все в порядке, – попытался успокоить ее мистер Дарби. – Я с ней разберусь.
– Нет уж, я сама с ней разберусь, – возразила директриса.
Меня там словно и не было. Они обсуждали меня, точно неодушевленный предмет.
– Александра, немедленно извинись