– Сколько же тут народу.
Джамиля зарделась, и я подумала: может, она боится? Мама тоже порой краснеет от смущения и испуга.
– Ты лучше их всех, – успокоила я ее.
Мы с Джамилей вместе учились в начальной школе. Когда ей исполнилось десять лет, она пригласила меня на день рождения. До этого мы с ней особо и не общались. Сама не знаю, почему. Кто-то из учителей как-то сказал, мол, чтобы подружиться с кем-то, нужно приложить усилия, потому что любой глагол подразумевает действие. Я понимала. Я всегда это знала. Просто как-то отвыкла.
Я собиралась было доброжелательно расспросить Джамилю о том о сем, но тут дверь студии отворилась, и показался ухмылявшийся Бен.
– А теперь заходите.
Да кто он такой, чтобы нам указывать? Кто его назначил главным? Мы потянулись в аудиторию. Я сделала вид, будто не заметила Бена, но он увидел меня и спросил:
– Ты тоже на прослушивание?
Я подняла руки, словно он обвинил меня в чем-то противозаконном.
– А что, я у тебя спрашиваться должна?
Он рассмеялся, покачал головой:
– Я тоже рад тебя видеть.
Мистер Дарби, наш учитель по драматургии, уже ждал в аудитории.
– Заходите, ребята, садитесь.
Он нравился мне – молодой, с чувством юмора, а как-то раз на родительском собрании он сказал маме, что я – лучшая из бед. Как по мне, это комплимент.
– Лекс? Не ожидал тебя здесь увидеть, – мистер Дарби приподнял бровь.
– Я сама от себя не ожидала, сэр.
Не знаю, зачем я это ляпнула. Глупо. Пока мы входили и рассаживались, Джамиля куда-то подевалась, и я села одна. На сцену светили прожекторы. И стояла камера. Они что, будут нас снимать?
Когда мы наконец расселись, мистер Дарби произнес речь о командной работе, о том, что каждый должен вносить свой вклад, а еще о том, что играть на сцене хоть и непросто, но это бесценный опыт, который способствует личностному росту и творческому развитию.
– Кстати, – добавил он напоследок, – Бен Осман будет снимать ваши пробы для своего проекта по массовым коммуникациям, так что если вы против, скажите сейчас. Если нет, то начали.
Бен выскочил на сцену, принялся настраивать свет и камеру. Длинноногий, точно Бемби, рыжий, в обтягивающих черных джинсах.
Мистер Дарби указал на стол сбоку сцены, на котором стояли пять ваз. На каждой было написано имя персонажа; в вазе лежали строки из роли. Мы должны были в алфавитном порядке выйти на сцену, взять бумажку из вазы с именем того героя, которого хотели бы сыграть, прочитать про себя текст и с минуту «побыть» персонажем. Например, исследовать воображаемый остров, посидеть на песке, посмотреть на море, пройтись, – словом, что угодно, лишь бы вжиться в роль. Затем от нас требовалось пересказать своими словами текст с бумажки и уж потом прочитать его, как у Шекспира.
– Дело ясное, что дело темное, – пошутил учитель. – Что ж, первым у нас Джош Абрахам.
К сцене подошел крошечный перепуганный мальчуган – красивый, длинноволосый, ни дать ни взять, Айрис. Выбрал