– Я нервничаю, только и всего. Ты же знаешь, я не так хорошо подготовлена, как вы с сестрами.
Сибилла взглянула сквозь горевшее на солнце стекло – мы услышали, как во двор въезжает еще один покровитель, – и вновь посмотрела на меня.
– Разве ты не помнишь первого урока госпожи Терезы, когда ты стала избранной Интриги?
– Я пытаюсь обо всем этом забыть, – коротко ответила я.
Сибилла сжала мои пальцы и ободряюще улыбнулась.
– Я освежу твою память. Мы сидели на диване, была гроза, и госпожа Тереза сказала: «Чтобы стать госпожой Интриги, нужно научиться носить маску. В твоем сердце может выть буря, вроде той, что за окном, но лицо должно оставаться бесстрастным. Никто не должен услышать ее ярость в твоем голосе…»
Постепенно я начала вспоминать.
Чтобы стать госпожой Интриги, нужно прекрасно владеть лицом и собой, показывать и скрывать то, что необходимо. Это и правда походило на маскарад – искусство прятать истинные чувства.
– Возможно, именно поэтому я была ужасной интриганкой, – заметила я, вспомнив, как Картье читал мое лицо словно открытую книгу.
Сибилла улыбнулась и вновь сжала мои пальцы, заостряя мое внимание на своих словах:
– Если решишь сохранить воспоминание об Интриге, помни о маске. Сегодня изобрази уверенность вместо тревоги.
Ее слова утешали. Она поцеловала меня в обе щеки, перед тем как отпустить.
Я вернулась к себе. Ходила среди инструментов Мириай и стопок собственных книг, снова и снова повторяя три представления, которые я так старательно подготовила. К тому времени, как явились горничные, чтобы одеть нас, я вся вспотела.
Я знала, что каждая знатная и преданная страсти валенийка носит корсет, но все же не была готова сменить привычное, простое платье избранной на клетку из китового уса и причудливые кружева.
Впрочем, как и Мириай.
Мы стояли лицом друг к другу, пока служанки зашнуровывали нам корсеты, дергали и тянули за ленты. Я видела боль в глазах Мириай, когда она восстанавливала дыхание, пытаясь привыкнуть к новой одежде и необходимости держать спину прямо. Я делала то же самое. Она держалась лучше меня, научилась за годы выступлений. Моя осанка, испорченная сидением за книгами, оставляла желать лучшего.
«Нет страсти без боли», – сказал однажды Картье, когда я пожаловалась на головную боль на уроке.
Я приветствовала ее этой ночью – агонию, сочетавшуюся со славой.
Неудивительно, что я ахнула, когда из свертка достали мой наряд на солнцестояние: три изысканные вещи.
Первая – нижние юбки, все в кружевах. Затем верхняя юбка из серебристой ткани с глубоким разрезом. И, наконец, само платье – синий, отливающий сталью шелк, не скрывающий серебра верхнего слоя ткани.
Верхняя юбка Мириай была розовой, с золотистым отливом, а само платье – розовато-лиловым. Я поняла, что она носит свой цвет – пурпур Музыки, как я – синий, символизирующий глубины Науки. Очевидно, это было сделано для покровителей,