Но бог войны смилостивился над ними и на этот раз, потому что под ногами зачавкало. То, что им требовалось: болото!
– Только бы не трясина, – прошептал Гривцов, бредя по щиколотки в воде. Он свернул в сторону, чтоб не оказаться на пути преследователей, они продолжат путь наугад, и собаки уже не смогут привести смерть по скрытым водой следам.
Они шли, по пояс проваливаясь в ямы с водой. Гортанные выкрики немцев уже различались. Собаки надрывались от лая и вдруг беспомощно заскулили: они дошли до воды и потеряли след. Последовал взрыв немецкой брани и длинные автоматные очереди: немцы прочесывали досягаемое для стрельбы пространство болота огнем.
Хлопнули ракетницы. Мертвенно-белым светом залилось болото: чахлые деревца и кустарник, кочки, лужи ржавой воды. Болото уходило вдаль.
Гривцов и Катя, по горло в воде, стояли за кочкой, на которой рос куст чахлого ракитника. Рация держалась между его корней.
Гривцов посмотрел на свои светящиеся часы. Часы тикали.
– Полвторого. До рассвета еще часа три. Авось не станут ждать, уйдут…
Немцы ушли через полчаса. Далеко в болото соваться побоялись.
– Ну, – тихо сказал Гривцов, – сзади нас уже не ждут. Попробуем идти вперед. Тебе по-прежнему нужна твоя рация?..
И тут, когда непосредственная опасность миновала, его словно сладко обожгло: так или иначе, но они с Катей вдвоем!
Катя поднесла к глазам светящийся компас:
– Восток там.
– Это, конечно, здорово, что восток там, – одобрил Гривцов. – А где кончается это болото, твой компас нам не покажет, а?..
И все еще по горло в воде, он обнял ее и стал целовать чумазое мокрое лицо:
– Катька, с нами теперь никогда ничего плохого не случится, слышишь… Нет, еще случится, а живы будем…
– Вот так мы встретились, – шептала Катя, уткнувшись носом в его щеку… – Андрюшка, родной… Ну, веди меня, мой сильный мужчина, капитан авиации и командир эскадрильи…
Он выбрался туда, где было помельче, по пояс. Отломал ветку подлиннее и, ощупывая ею перед собой дорогу в воде, пошел дальше через чавкающее болото. Катя держалась в десяти шагах сзади.
– До света надо на сухое выйти, – сказал Гривцов. – Днем будем тихо сидеть в лесу, а двигаться по ночам.
В половине пятого болото кончилось. В изнеможении Катя опустилась на твердую землю.
– Встать! – грубо приказал Гривцов. – Иди за мной! Ну!
И тихо толкнул ее ногой. Она ахнула изумленно и поднялась.
– Распускаться не дам, – сообщил Гривцов жестко.
Он был старый солдат – два года войны. Он знал, как гибельны бывают жалость и сочувствие и как может спасти измученного человека жестокая сила приказа.
На рассвете, когда вершины сосен выступили в сером небе и запели в ветвях лесные птахи, Гривцов и Катя рухнули в траву на укрытой кустарником поляне.
– Так, – сказал Гривцов, отдышавшись. – Первое: как там у нас с