снова посерело, а от улыбки не осталось и следа, -…А хаос… Хаос продолжался. Ад, для восьмилетней девочки не закончился, он только начинался. Пьянки родителей становились все бурнее и бурнее, а скандалы, практически никогда не прекращались. Отец начал потихоньку бить мать. Он возненавидел ее еще сильнее, чем раньше. Да и она его не особо любила. Дело стало доходить до драк. Драк в пьяном угаре… – Катя немного помолчала, а затем, трясущимся голосом, продолжила, -…Зачем жизнь дает ребенку такие испытания? Я не знаю. Никто не знает. Но жизнь иногда бьет так сильно, и она не смотрит на возраст. Однажды, в один из таких пьяных скандалов, мой отец выбросил мою мать в окно, а потом выбросился сам. Но самое страшное, я все это видела своими глазами. Я стояла и смотрела, и не могла, и не пыталась ничего сделать, – Катя закрыла глаза, а ее голос задрожал еще сильнее, -Был обычный, летний вечер и была обычная домашняя попойка, к которым я уже так давно привыкла. Я сидела в своей комнате и читала. Окна везде были открыты, потому, что духота стояла страшная и свежий прохладный ветерок, хоть как-то охлаждал и проветривал, наполненную табачным дымом, квартиру. Сначала все было спокойно, но потом, с кухни стали раздаваться крики и маты, к которым я тоже привыкла, и поэтому перестала обращать на них внимание. Через несколько минут послышался страшный крик матери. Я испугалась, выбежала из своей комнаты и увидела, как отец душит мою мать на кухонном столе, а затем, немного приподняв, толкнул ее в открытое окно. Потом он повернулся и посмотрел на меня. Я видела его глаза. Я видела его выражение лица. Это был другой человек. Вернее, это был не человек. Это было что-то другое. Он стоял, смотрел на меня, как удав на кролика, и глубоко дышал, а я, как парализованный кролик не могла пошевелиться, и даже крикнуть. Отец, несколько секунд, молча таращился на меня, а затем он проревел: «Чтоб вы все сдохли». Потом он направился ко мне, но ударился о табуретку… И вдруг, с ним что-то случилось. Его взгляд изменился. Стал человеческим. Какая-то человеческая черта промелькнула в нем. Я смутно помню, но мне кажется это была жалость. Жалость ко мне. Отец как будто очнулся, быстро развернулся, подбежал к окну и бросился в след за матерью, а я стояла и смотрела, как кролик. Как парализованный кролик.
Катя открыла заплаканные глаза.
Ник пытался что-то сказать, но ее ладонь прикрыла ему рот.
– Не перебивай, – тихо сказала Катя, – я еще не закончила. Жили мы на восьмом этаже. Мать погибла сразу. Отца чудом спасли. Он еще долго лежал в больнице весь переломанный и ничего из прошедшего не помнил. Полиции я соврала. Сказала, что был несчастный случай. Конечно мне не поверили, но уголовного дела заводить не стали. А меня… Меня на время приютили Николай Иванович и Ирина Петровна. Именно они похоронили мою мать и написали письмо моей бабушке. Бабушке, которая жила от нас очень далеко и которую, я совсем не помнила. Моя милая
