Наш мир погрузился во мрак. My.Self. Harmony.

шатена, Винни помотал головой, оглянулся и нашёл пенёк, на котором можно было позавтракать. Потянувшись и похрустев затёкшей шеей, мальчик взял свой рюкзак, присел на обнаруженный пень и достал сухофрукты и флягу с водой. Курага, бананы, ананасы… Как же его желудок соскучился по настоящим фруктам, которые стоили уж очень дорого. Поэтому Салли приносила ему только яблоки с рыхлой мякотью – издевательство из мира растительной пищи. В них ни сока, ни волокон – какая-то субстанция, больше похожая на затвердевшее пюре. Сейчас бы персиков, слив, каких-нибудь ягод… Например, арбуз или дыню.

      Светлые глаза с тоской посмотрели на ломтики сухофруктов, пальцы аккуратно взяли пригоршню и высыпали на ладонь, затем заворачивая остатки в пакет и убирая их обратно. Мальчик подтянул коленки к животу и закинул немного еды в рот. Ничем не лучше картона. У того хотя бы вкус насыщеннее. Вода тоже противная, как будто из лужи. Но в таких условиях привередой не побудешь: либо ешь, что дают, либо голодай до скончания веков. И Винни не жаловался, просто мечтал о чём-нибудь получше.

      Голос из сна словно застрял в голове. Пение казалось совсем тихим, но Кира помнил каждое слово, пусть и на общерэмерианском, запрещённом тираном. Этот язык нравился мальчику намного больше, чем человеческий рэмерианский: простая грамматика, каждое слово похоже на отдельную коротенькую песню, приятную для уха. А что нынче? Как будто все хором вызывают монстров, а не язык – жёсткий, режет ухо, правил чёртова туча. Зачем надо было избавляться от наследия коренного населения?

      Судя по часам, было около шести утра, когда проснулся Фрэнк. От холода и сырости у него сильно болели ноги, и он понимал, что не дойдёт без костыля, как бы ему этого ни хотелось. Стоило повернуться на бок в спальном мешке, как из глаз брызнули слёзы. Словно по каждой кости одновременно ударили молотком. Кель шмыгнул носом и вытер набежавшие ручейки с щёк. Потом он заметил Винни, сидящего на пеньке в майке и джинсах и намурлыкивающего песенку на вроде бы незнакомом языке, но значение некоторых слов всплывало где-то далеко в памяти парня.

      …Ты заря в дымке нового дня,

      Цветы распускаются в твоих волосах,

      Ты голубизна серого океана,

      Звезда в небе ночном,

      Ты готов мерно кружиться,

      Словно лист осенью.

      Скоро ты найдёшь дорогу

      Сквозь тернии к звёздам,

      Дитя моё,

      Спи спокойно.6

      Франклину редко удавалось застать Винсента за подобным делом. Обычно он играл на гитаре или в приставку, иногда – читал. Но пение? Такое плавное и нежное, но с надрывом и тоской. Словно то была колыбельная для ребёнка, которому не суждено увидеть новый день. От голоса Винни мурашки бежали по спине. Как трудно поверить, что этот ворчливый подросток, иногда вставляющий крепкое словцо, стоило ему надоесть, способен настолько красиво петь.

      На секунду их взгляды встретились в темноте.