Ты все та же. И угол тот же. Ничего не изменилось. Кроме даты.
В общем, стою, встречаю-провожаю поезда, всматриваюсь в лица выходящих из вагонов людей. И вот наконец – она!
О Тане я могу говорить бесконечно. Обязательно подтрунивая (без этого не получается) и очень-очень любя. С ней связано множество воспоминаний. Например, фигурное катание. Это сейчас, когда его часто показывают по телевизору, когда в сетке вещания обязательно есть ледовые шоу, своих героев мы знаем в лицо. В середине девяностых о подобном можно было только мечтать, и чемпионаты России, а также московский этап Кубка мира проводились в скромных «Сокольниках», где билеты на соревнования продавались без указания мест и сразу на весь день. Народу никого, цены доступные даже для студентов. Навсегда запомнила компьютер арбитра, стоящий на табуретке. Такие были времена… В дни соревнований мы сразу после занятий ехали в «Сокольники», чтобы остаться там до позднего вечера. И вот однажды прокаты совпали с днем защиты курсовой, в которую к тому же предстояло внести правки. Дописывала я свою работу прямо на состязаниях, разложив учебники на соседние пустые стульчики во время заливки льда. Тогда рефераты и курсовые писались от руки. Днем трибуны стадиона были заняты едва ли на пятую часть, к вечеру же, после окончания рабочего дня, зал потихоньку заполнялся. «Сокольники» – настолько маленький дворец спорта, что фигуристы, которым только предстояло выйти на лед, разминались на верхних ярусах арены. Смотришь вниз – лед – там соревнования женщин. Обернешься в другую сторону – наверх – там Елена Бережная и Антон Сихарулидзе[2] в кроссовках тренируют поддержки под наблюдением своего тренера Тамары Николаевны Москвиной[3]. А в уголке, метрах в пяти от них, за столом стоит тетенька. На столе разложены булочки и чипсы для голодных зрителей, в большом термосе – чай. В один из перерывов я устремилась к этой тетеньке купить чаю. А дело было в конце девяностых на этапе Гран-при, где я впервые увидела американскую танцевальную пару Наоми Ланг – Петр Чернышов. Тот самый Петр Чернышов[4], который сейчас ставит программы нашим прославленным спортсменам. В общем, пошла я за чаем, а Таня осталась сторожить места (на билетах же не указаны номера рядов и стульчиков). Поднимаюсь по трибуне наверх к тетеньке и вдруг вижу – Наоми! Сразу мысль: «Надо взять автограф!» С собой же, кроме кошелька, ничего.
Я не знаю, что у кого срабатывает в экстремальных ситуациях, – у меня полнейшая непредсказуемость. В такие моменты я себе не принадлежу, за меня действует кто-то другой. Подхожу к Наоми и говорю ей на чистейшем английском с московским акцентом: «Экскьюз ми. Кэн ю вэйт фор ми, плиз. Ай’л тэйк э пис оф пэйпе энд… энд… э пен энд ю’л гив ми э сигнече»[5]. О том, что фигуристка впала в ступор, думаю, говорить не надо. Она даже не шевельнулась. Это позволило мне на максимальной скорости спуститься к нашим местам и начать торопливо искать в сумке ручку и блокнот. Таня наблюдала за поисками с большим