Он отвел взгляд в сторону:
– Чуть-чуть. Он не знает, какой из вас правитель, но считает вас рыцарем старых правил, для которого выше чести только Господь Бог, да и то лишь потому, что Господь и есть сама Честь.
Я пробормотал:
– И то неплохо. Приятно было увидеться, барон! Надеюсь, это наша не последняя встреча.
Он ответил с бледной улыбкой:
– А как мы все надеемся…
Изаэль мелко-мелко перебирает за нами лапками, едва не оттаптывает мне пятки, в страхе оглядывается на толпы вооруженных мужчин, что только и думают, как бы наброситься на нее и жутко растерзать, это же люди, они такие. Попыталась ухватиться за Бобика, но тот бодро скачет вокруг нас и высматривает с надеждой, кто с ним решится играть.
Но все они, даже Зигмунд, смотрят уже не на Пса Ада, а на дивную тонкую красоту высокорожденной эльфийки, на ее изящные уши, с восторгом всматриваются в ее огромные бесконечно прекрасные синие глаза, красиво удлиненные к вискам, удивляются длинным загнутым ресницам, способным выдержать воробья…
Я вскочил в седло, Изаэль вздернул к себе, как куклу, и закутал заботливо в плащ, словно драгоценную вещицу.
– Счастливо!
Мне вразнобой прокричали:
– Успеха!
– Хорошей дороги!
– Побед!
– Возвращайтесь!
Зайчик пошел легкой рысью, Изаэль со вздохом облегчения прильнула к моей груди и снова постаралась зарыться, но я не дерево, в меня не залезешь, и она просто прижалась так, что распласталась на ней, как согревающий пластырь.
Снова проехали каменный лабиринт, прижимаясь к холке арбогастра, он тоже шел почти на полусогнутых, наконец крепость осталась позади, а перед нами снова изумрудно-зеленый простор и облачное небо над головой.
Я заботливо проверил, как существо укрыто плащом, чтобы нигде не задувало, подоткнул длинные полы под ее задницу, она на удивление стерпела безропотно, даже когда не удержался я сам и ущипнул ее за сдобную булочку.
И снова мчимся навстречу ветру в грохоте копыт; Изаэль начала попискивать, я прислушался, вдруг да нечаянно придушил, спросил встревоженно:
– Что случилось? Писать хочешь?
Она помотала головой:
– Нет, это я пою.
– А-а-а, – сказал я, – хорошая у тебя песня. Главное, громкая.
– Мы музыкальный народ, – похвасталась она. – Когда мы поем, все звери сходятся слушать. А вы?
– А мы еще музыкальнее, – ответил я. – Когда поем, все звери разбегаются.
Она всерьез задумалась над таким определением музыкальности, а мимо мелькают горы и леса; Изаэль то и дело высовывалась из гнезда, наконец встревоженно вспищала:
– Это что, все еще…
– Оно, – подтвердил я, – все еще.
– И что, – спросила она с великим недоверием, – в самом деле мир такой огромный? Или ты меня возишь по кругу?
– Лапушка, – сказал я, – ты еще не видела его громадности. Если хочешь знать, он в самом деле… как бы великоват местами. Но я тебя, да, вожу по кругу.
Она удивилась:
– Зачем?
Я