Когда зажегся свет, все вздрогнули от неожиданности.
– Вот черт! – выругался Эсперандье.
– ОБЪЯСНИТЕ МНЕ, ПОЧЕМУ я должен доверить это расследование вам, майор.
Сервас поднял голову и взглянул на Кастена. Следователь достал сигарету и закурил, прикрывая огонек зажигалки ладонью. Стоя под дождем в свете фар, он напоминал фигуру языческого идола, равнодушно взирающего с высоты своего роста на жалкого смертного.
– Почему? Да потому, что все ждут от вас именно этого. И потому, что это самый разумный выбор. А еще потому, что, если вы этого не сделаете и расследование бесславно провалится, ВАС СПРОСЯТ, ПОЧЕМУ ВЫ ЭТОГО НЕ СДЕЛАЛИ.
Маленькие, глубоко посаженные глазки следователя сверкнули, но Сервас не смог угадать, разозлил он собеседника, позабавил – или и то и другое, вместе взятое. Великан был на редкость невозмутим и скуп во внешних проявлениях эмоций.
– Кати д’Юмьер вами не нахвалится. – В голосе Кастена прозвучал неприкрытый скепсис. – Она утверждает, что ваша группа – лучшая из всех, с которыми ей довелось работать. Весомый комплимент, не так ли?
Майор счел за лучшее промолчать.
– Я хочу быть в курсе всех ваших действий и любого – малейшего – продвижения в расследовании. Я ясно выразился?
Сервас согласно кивнул.
– Я свяжусь с Региональным отделением криминальной полиции и позвоню вашему директору. Правило номер один: никаких умолчаний и никаких, даже малейших, нарушений процедуры. Говоря иными словами: любое проявление инициативы – только с моего предварительного согласия.
Ролан Кастен вопросительно взглянул на Серваса, и тот снова кивнул.
– Правило номер два: с прессой общаюсь только я, вы разговоров с журналистами не ведете.
Ага, он тоже жаждет получить свои «пятнадцать минут славы». Провокационная фразочка Энди Уорхола[7] сделала свое дело – все и каждый теперь желают хоть раз погреться в лучах рампы, прежде чем исчезнуть со сцены: спортивные арбитры, усердствующие на стадионах, профсоюзные вожаки, берущие в заложники руководителей предприятий, чтобы защитить рабочие места и покрасоваться