– Н-не надо!
И слезно поет:
– Эх-х, распошел, распошел...»
Под утро художник с будущей музой вдвоем вернулись в мастерскую на Пресне...
Когда они, обессилевшие от ласк, лежали, не размыкая объятий, на смятых простынях, Коненков, целуя божественные девичьи руки, шептал ей на ушко:
– Так ты откуда, прелестное дитя?
– Сереж, ну я же уже говорила – из Сарапула.
– И где же сей укромный уголок?
– Ой, далеко-далече, на Каме, на высоком берегу. Городок небольшой, зато у нас 33 храма...
Прознав о романе Маргариты с Коненковым, добропорядочные Бунины забили тревогу: девочка попала в богему, в объятия известного на всю столицу горького пьяницы. Едва на курсах мадам Полторацкой объявили каникулы, «опекуны» спешно спровадили Марго от греха подальше домой, к родителям.
Впрочем, сообразительной девице природный инстинкт и самой подсказывал, что на заре романтического приключения женщине имеет смысл на какое-то время исчезнуть из поля зрения по уши влюбленного мужчины. Как бы для проверки чувств. Его или ее.
Конечно же, Коненков кинулся следом за Марго. С трудом отыскав дом Воронцовых в Сарапуле, Сергей Тимофеевич чуть ли не с порога стал просить у родителей руки их дочери. Своей решимостью, внешним видом, голосищем он немало смутил провинциальную дворянскую чету. Они с недоумением взирали на седовласого гиганта (почти их ровесника) и не могли прийти в себя от неожиданного напора.
Наконец, собравшись с духом, исполненный кичливой гордости присяжный поверенный объявил незваному гостю о своем решительном отказе. И разница в возрасте, батенька, и образ жизни, знаете ли, нам не позволяет... Да и как-то вообще...
Возвратившись в Москву, Коненков заперся в своей мастерской, несколько дней беспробудно пил, а придя в себя, уселся делать по памяти скульптурный портрет Маргариты. Когда спустя некоторое время в мастерской объявилась Она, Сергей показал ей законченную работу, надеясь услышать слова одобрения и благодарности.
Но кокетка оказалась умнее и хитрее. Она принялась расхваливать работу: «Портрет замечательный, девушка очень-очень красивая...», делая вид, что не узнает себя. Смущенный Коненков был вынужден промолвить те самые слова, которых она и ждала: «Да это же именно твой портрет, и именно ты так хороша!»
Прелюдия закончилась. Не прозвучало ни одной фальшивой ноты.
Коненков, целуя ее, старался утешить:
– Ты, Марго, совершенно напрасно стесняешься своих родителей и сарапульского происхождения. Уютный, старинный городок. Я нигде столько церквей не видел. Знала бы ты, из какой я глуши вышел! Про такую деревню, как Верхние Караковичи, ты хоть краем уха слыхала?..
– Нет, а где это? – Марго гладила нежными пальчиками могучую грудь любовника и расспрашивала его о детстве, юношеских годах. Она умела слушать и не задавать глупых вопросов. А ему были приятны ее ласки, внимание к каким-то деталям его прошлого, а само погружение в воспоминания было