Я понимал, что это кратковременный эффект и что писать против яркого света трудно. Но я и не собирался подобно фотоаппарату фиксировать этот эффект. Меня захватила новая тема.
Нельзя было терять ни минуты. Как правило, в такие моменты не оказывается под рукой этюдника. Пришлось спешно возвращаться домой. По дороге я старался настроить себя на совершенно другой подход к работе, другой темп. Вместе с тем, я не люблю хлесткую и внешне темпераментную живопись. Как правило, такая живопись поверхностна. По-моему, все напряжение и темперамент должны быть внутри.
Конечно, когда я вернулся с холстом, солнца на этом месте уже не было. Но автоматически расставив этюдник и начав компоновать, я почему-то был уверен, что нужное мне освещение будет повторяться. И, действительно, солнце пробивалось сквозь тучи так часто, как мне хотелось. Это позволило в первый день уловить главное, что привлекло меня в этом пейзаже.
Насколько замерз, я почувствовал только тогда, когда окоченевшими пальцами принялся собирать свое хозяйство. Годами отработанная процедура складывания этюдника обычно происходила с быстротой и четкостью смены караула у Мавзолея. Схожесть придавали металлические щелчки при складывании штыкообразных ног этюдника. Пальцы, словно чужие, не подчинялись команде головы. Ноги тоже вели себя странно – половину пути к дому я прошел будто на протезах. Но желал я в этот момент только одного – чтобы завтра повторилась эта неприветливая погода.
Конечно, можно было бы продолжить работу от себя в мастерской, полагаясь на зрительную память и опыт, тем более, что я все уже поставил на свои места: скомпоновал, успел взять цветовые отношения, как говорят живописцы – раскрыл холст. Но никакая зрительная память или фантазия художника не сравнятся с цветовой фантазией природы. Реакция художника на жизнь незаменима.
Впрочем, это касается только реалистического искусства. По моему мнению, приверженность реализму – это не что иное, как признание приоритета красоты реального мира над миром фантазий. Иными словами, реалистическое искусство свидетельствует о том, что фантазия Бога выше любой фантазии художника.
Похоже, утру следующего дня радовался только я. Северный ветер и не думал утихать. На этот раз я оделся потеплее. Чтобы ветер не опрокинул этюдник, я широко расставил три его ноги и надежно закрепил парус холста. Мне казалось, что вязаная шапка, почти скрывавшая лицо, и подня�