Три позы Казановы. Юрий Поляков

к эскалатору. Он пристроил между ног старый коричневый фибровый чемодан, с ним ещё, наверное, маму Светлану Егоровну родители отправляли в пионерский лагерь. Додрёмывая, Кокотов ехал, сдавленный со всех сторон попутчиками, и был уверен, что прибудет вовремя. Однако на перегоне между «Комсомольской» и «Лермонтовской», почти у цели, поезд вдруг остановился. Пассажиры, не заметив внезапной тишины, некоторое время продолжали говорить громкими, превозмогающими шум движения голосами, но вскоре, почувствовав неладное, начали переглядываться и постепенно смолкли. Стало совсем тихо. Только из репродуктора, вмонтированного в стенку, доносилось тревожное шипение, точно машинист в первом вагоне хрипло дышал в микрофон, не решаясь сказать жуткую правду о том, что случилось с ними здесь, под землёй.

      – Абзац котятам! – пошутил растрёпанный мужичок и хихикнул от избытка оптимизма, который сообщают организму утренние сто пятьдесят граммов.

      Трезвое вагонное большинство сдержанно заволновалось. Вскоре запахло лекарством: кому-то сделалось дурно от духоты. Заплакали дети. Закрестилась сельского вида старушка. Кто-то уловил запах гари, и все начали шумно втягивать воздух, как битлы в песенке «Гёрл». Кокотов после короткого прилива ужаса впал в состояние вялотекущей паники. Наверное, нечто подобное почувствовала бы несчастная селёдка, очнувшись в запаянной консервной банке, намертво сдавленная с боков своими однорассоль-ницами.

      И вдруг поезд тронулся.

      – Живите, гады! Пока… – мрачно разрешил растрёпанный мужичок.

      Пассажиры сделались на мгновение счастливыми, потом на лицах появилась обида, все стали смотреть на часы, возмущаясь, что бессмысленно простояли почти полчаса и теперь, конечно, опаздывают. Кто-то громко пообещал написать об этом безобразии куда следует. Наконец состав выполз из змеящейся темноты тоннеля на свет и потянулся вдоль толпы, забившей платформу.

      – Станция «Лермонтовская», – как ни в чём не бывало объявил доброжелательный механический голос. – Следующая станция «Кировская».

      Двери, шипя, разъехались, Кокотов, вырвав стиснутый пассажирами чемодан, выскочил вон и чуть не наступил на клеёнку, покрывавшую мёртвое тело.

      – Осторожнее! – предупредил милиционер. – Вон туда! Быстрее! – и показал на проход, выгороженный металлическими барьерами.

      Из-под клеёнки, как успел заметить Андрей, торчала бледная мужская рука с часами на запястье. Белая манжета рубашки была измазана чем-то вроде сажи. Вспотев от ужаса и стараясь не смотреть на труп, Кокотов поспешил в проход, но не выдержал и ещё раз глянул: из-под клеёнки на платформу выбралась чёрно-красная кровь и загустела географическим пятном. Мчась вприпрыжку по эскалатору, взволнованный юноша увидел двух санитаров. Один стоймя держал брезентовые носилки, свёрнутые наподобие свитка Торы, второй торопливо доедал эскимо.

      У входа на станцию «Лермонтовская» ждали сразу три кареты «скорой помощи». Ударяясь ногами о чемодан, Кокотов