Эта самая русская религиозная мысль с её ценностями, сокровищами, исканиями и блужданиями, история этой мысли, корнями уходящей в эпоху нашей национальной трагедии – церковного раскола, тоже исследуется в романах, и хотя писатель не ставит здесь окончательной точки, его симпатии на той стороне, которая держится всеми силами за традицию, за обычай, за прародительский уклад. Не потому плачет столетний старик в «Дорожных записках на пути из Тамбовской губернии…», что бороды ему жалко и кафтан обкромсали, а потому, что вводится «немецкий» закон и порядок, чужеземный уклад, чужое мироощущение. И, завернув отрезанную бороду в отрезанные полы кафтана, уходят мужики по домам под вой жён, одинаково с ними осознающих, что пришла беда.
А пришла беда – отворяй ворота.
Я думаю о том, что национальное начало и вера, религия, очень тесно связаны. Смерть народа – это смерть его религии.
Говорят, что старообрядцы держались за «единый аз». За мелочи. Хорошо, пусть так. Только почему же тогда так упорно нужно было внедрять их, лишать из-за них прав, ссылать и казнить? Почему нельзя было оставить эти «мелочи» и вернуться к прежней «церковной старожитности» (выражение из «Книги о вере»)? Почему невозможно это даже сейчас? Значит, не мелочи это были. Не в мелочах дело.
Старообрядческий епископ Михаил (Семенов) писал очень точно:
«Представьте себе, что святую икону, пред которой молилась ваша мать, хотят выбросить в грязь, чтобы поставить на место её новую, лучшего письма…
Вы не захотите такого кощунства. Вы скажете: “Моя старая икона дорога мне: около неё пролито так много слёз, вознесено к Творцу всяческих так много вдохновенных и тёплых молитв! Она мне дороже всякой другой!..”
Мало