«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы. Алексей Букалов

царства? А в конце XIX века где-то совсем рядом, за тем холмом, грохотала великая битва: в 1896 году вооруженные лишь стрелами и кремневыми ружьями войска эфиопского негуса Менелика II наголову разбили при Адуа мощную армию итальянских завоевателей… За двести лет до славной битвы по этой же дороге от селения Лого вдоль берега мелководного и мутного Мареба турецкие янычары гнали в рабство горстку эфиопских детей – «аманатов», заложников. Гнали до самого Красного моря, в беломазаный и глинобитный портовый город Массауа, город мечетей и соляных копей. Среди мальчишек мог быть маленький Абреха, младший сын Бахар Негаша, правителя приморской провинции Абиссинии… Здесь начинался долгий и дальний путь по дорогам мира, который предстояло пройти одному из выдающихся африканцев XVIII века, будущему сподвижнику Петра I и главному «фортификатору» России генералу Абраму Петровичу Ганнибалу – прадеду Александра Сергеевича Пушкина. Здесь разыгрались первые сцены великой драмы его жизни.

      Не случайно Ю.Н. Тынянов задумал открыть свою трилогию о Пушкине романом «Ганнибалы» (1932). И кажется, начало вступления к роману относится именно к этому эфиопскому перекрестку: «Дело идет на этот раз о Хабеше, старой Абиссинии, о самом севере ее, стране Тигрэ, где люди говорят на языке тигринья, о той горной части Тигрэ, которая называется: страна Хамасен. В этой земле Хама-сен есть река Мареб, у самой реки стояло – быть может, стоит еще и теперь – дерево сикомора, которое арабы зовут: даро. Ветки его сто лет назад протягивались на тридцать шесть метров; купол дерева покрывал круг в шестьсот метров. В тени его отдыхали войска хамитов в тысячу пятьсот человек и больше. На верхних ветках сидели голуби, золотистые, абиссинские. Двести лет назад, если идти из Хабеша в турецкую Массову, непременно нужно было пройти мимо этого дерева. Тогда голуби провожали человека разговором. Дело идет о человеке, абиссинце, который не своей волей прошел мимо этого дерева – его вели в турецкую неволю. Разговор идет о старой Турции, которая в XVII и XVIII веках не менее важна для Европы, чем Россия, а для России не менее важна, чем Европа»2.

      Тынянов из далекой России угадал, увидел этот абиссинский перекресток, услышал шелест крыльев и воркование золотистых голубей. Потому что в полете фантазии он следовал за самим Пушкиным, который всю жизнь зачарованно вглядывался в «земли полуденной волшебные края» и воссоздавал в своем воображении удивительную и полную сказочных приключений судьбу черного предка.

      Фигура эта не давала Пушкину покоя, просилась на бумагу. Наконец все продумано до мельчайших деталей. Как в волшебном фонаре возникали яркие, почти лубочные картины событий XVIII века – того, который Пушкин считал своим по праву рождения.

      Михайловское. Приближался пир его фантазии. Бессонные ночи над фолиантами Петровских хроник, прогулки по тенистым аллеям старого Ганнибалова парка. И вот пробил час – побежали, помчались легкие строки, заскрипело перо. Их встреча состоялась.

      Был негр ему истинным сыном,

      Так истинным правнуком – ты

      Останешься.