Хронос. Вера Орловская

мне в глаза, и в его блестящих черных зрачках я прочитала: «Ты – хорошая, но это – не мое». Да, у меня тоже такое бывает: не мое и всё тут, хоть рекламируй, хоть денег дай – не мое. Игнасиос очень мил: коричнево–бежево–белого окраса, как раз любимого мною сочетания. Песик был среднего роста, на не очень высоких, но крепких лапах, да и сам по себе – крепок и в меру упитан, ещё довольно молодой и к тому же сообразительный… Он привязался ко мне, и утром тайком пробирался в мою комнату, каким–то образом открывая дверь, которую я не запирала на ключ. После чего с нетерпением топтался у кровати, ожидая моего пробуждения. Я взирала на Игнасиоса приоткрытыми глазами, пока он не догадывался, что я мухлюю и на самом деле уже не сплю. Тогда он начинал суетиться, изображая всем своим видом, что уже заждался, когда я встану. Потом он ходил следом за мной, пока я наконец не выходила во двор. За компанию он присутствовал на моем завтраке каждый день, вписываясь в общую картину на фоне дерева с красными листьями, хотя до осени было ещё далеко.

      На двух языках я пыталась узнать у Мари, как называется это чудо, столь ярко изображенное природой, словно мазками Вон Гога. Оказалось, что это миндальное дерево. Я впервые увидела его здесь и удивилась. Так же, как и парижскому метро, которым так гордятся французы по причине его возраста. Но это является единственным преимуществом, как мне кажется. Я так понимаю, что в Париже не живут или не выживают люди преклонного возраста, физически ослабленные, не говоря уже об инвалидах, хотя, может быть, они все богаты и ездят исключительно на такси, которое, кстати, очень дорогое в Париже. Потому что в другом случае этот вид транспорта для перечисленных категорий очень проблематичен. Ведь чтобы подняться наверх к поезду и попасть на нём в центр города: к Триумфальной арке или в Люксембургский сад, – нужно было преодолеть шесть лестниц и ещё один маленький эскалатор.

      Вроде бы я жила не в самом забытом Богом районе, чтобы говорить об этой станции, как об исключении. Потом выяснилось, что я была права и это не единственное неудобное метро в городе.

      Транспорт вообще странная вещь в Париже, там по дорогам в основном мчатся автомобили и мотоциклы. Такси где–то все время прятались от меня, пока я не поняла – где. Оказалось, что существуют специальные стоянки и там реально стоят свободные машины. Но я зря так рано обрадовалась такому открытию. Подхожу к одной из них, показываю водителю адрес, по которому нужно ехать, но женщина–таксист говорит: «Нет, я пойду поем». Приближаюсь с надеждой к другой машине, но стоящий рядом с ней мужчина–здоровяк восточной наружности: то ли араб, то ли перс, в общем – француз, отвечает на мой призыв отвезти меня по данному адресу так: «Я не знаю, где это находится». Черт, они не знакомы с навигатором или у них не продается карта города? Хотя я всегда думала, что такие знания априори заложены в голову людям этой профессии. Ну что ж, у меня была последняя попытка: подхожу ещё к одному водителю. Теперь это был мужчина средних лет, черный, как уголь, и с таким упитанным лицом, по которому видно,