Значительная часть исследователей акцентировала внимание на поиске не иностранных, а библейских истоков образа Сына Человеческого. Данные авторы в значительной мере опирались на анализ использования арамейского выражения שנא רב «Сын Человеческий» и его еврейских аналогов в библейской литературе. Так, в комментарии Хартмана и Ди Леллы особое внимание уделяется тематическим связям между использованием выражения «сын человеческий» в книге Даниила и в Псалитири и книге Иова, где выражение «сын человеческий» имеет в себе коннотации слабости и смертности и одновременно сочетается с темой высокого предназначения человека214. Другим библейским источником выражения «сын человеческий» многие исследователи считают книгу Иезекииля. В ней сам пророк многократно именуется םדא ןב «сыном человеческим», а в видении Славы Господней фигурирует «подобие человека», которое рассматривается некоторыми исследователя в качестве непосредственного источника образа Сына Человеческого в книге Даниила.
Точно так же, как и трактовки происхождения образа Сына Человеческого, разнятся и трактовки его значения в системе образов 7 главы книги Даниила. Как известно, angelus interpres дает фигуре Сына Человеческого, казалось бы, довольно ясное и однозначное толкование: «Потому примут царство святые Всевышнего и будут владеть царством вовек и вовеки веков» (Дан 7, 18); «Царство, же, и власть, и величие царственное во всей поднебесной дано будет народу святых Всевышнего» (Дан 7, 27a). Тем не менее приведенное толкование само по себе вызывает массу вопросов. Кто такие «святые Всевышнего»? Является ли Сын Человеческий их представителем и лидером или их коллективным символом? Пожалуй, все дискуссии последнего столетия вращаются именно вокруг этих двух вопросов.
Наиболее традиционным для христианских и иудейских комментаторов являлось мессианское толкование этого видения. Совершенно очевидно, что авторы книги Образов, евангельских повествований и Третьей книги Эзры использовали выражение «Сын Человеческий» именно в мессианском смысле. В дальнейшем такое понимание стало фактически общепринятым. Оно доминирует в раннехристианской и святоотеческой литературе, где Сын Человеческий традиционно отождествляется с Иисусом Христом. Мессианской интерпретации традиционно придерживалось и большинство иудейских экзегетов