– Табби, киска моя, – сказал он, целуя ее в подставленную щеку, – ты что, пьешь мой кофе?
– Да тут почти одно молоко.
Обняв колени, она калачиком свернулась на стуле. Ветер продувал насквозь ее тонкую сорочку.
– Неужто вчера не засиделась с подружками до ночи?
В последнее время к ней чуть ли не каждый день приезжала хотя бы одна подружка (чаще всего Натали, не внушавшая Декстеру доверия), а то и две-три. Они мастерили из расплавленного воска булавки на лацканы или особым способом красили юбки: макали юбку в котел с краской, а потом, намотав ее на палку от метлы, сушили. Результат получался устрашающий.
– Каких-нибудь кинозвезд вчера видел? – спросила она.
– Дай вспомню. Там была Алин Макмаон, да, еще Венди Барри. Джоан Фонтейн, она завоевала награду Американской киноакадемии.
Чтобы поддразнить дочку, он перечислял только актрис.
– А больше никого?
– Ну, еще мельком видел Гэри Купера. Уже заполночь.
Она захлопала в ладоши.
– Что он делал?
– Сидел рядом с женой, сиял от счастья и то и дело заказывал ей мартини.
– Ты всегда рассказываешь одно и то же!
– Что поделать, так оно всегда и бывает.
На самом деле все бывало совсем не так. Декстер никому не рассказывает, что он видел в потайное оконце на третьем этаже клуба. Он предоставлял эту возможность мистеру Уинчеллу, старому другу и надежному человеку: Уинчелл виртуозно владеет искусством говорить что-то и при этом не сказать ничего.
– А еще кто?
Табби надеялась узнать что-нибудь новенькое про Виктора Мэтьюра. В прошлом году они с Натали посмотрели “Ночной кошмар”. Налюбовавшись на Мэтьюра в купальном костюме, Табби стала его ярой поклонницей. Теперь слащавые фотографии кинозвезды, для сохранности прикрытые целлофаном, украшают ее школьные учебники.
– A-а, если ты про Виктора, то кого не было, того не было, – сказал Декстер.
– Я про него ни слова не сказала, – сдержанно проронила она. – У него есть более серьезные дела, чем шататься по клубам. Он вступил в ряды береговой охраны.
В прежние времена Табби вставала спозаранку, приходила к отцу с чашкой молока, и они вместе встречали новый день. Его поражала проницательность дочки, ее серьезное, вдумчивое отношение к разным мелочам, он воображал, что настанет день и они вместе займутся бизнесом – разумеется, легальным. Но за прошедший год эти надежды растаяли: Табби переменилась, стала причесываться под Веронику Лейк[17] и страшно увлеклась доской Уиджа[18]. Тем не менее раз в две недели, будто соблюдая некий ритуал, она по-прежнему утром заглядывает к нему в спальню.
– Ну, Табс, какие на сегодня планы?
– Мы с Натали что-нибудь придумаем.
– Что, например?
– Может,