Современная идиллия. Василий Авенариус

месяц и на зеркалом вод начинают порхать чайки. Картина вроде последней в «Корсаре». Вот вынырнула голова, вот другая, третья, десятая. Это души утопших, но преображенные: они в тех же коротеньких, газовых платьях, но лица их – фотографические снимки с облика m-r Куницына: они умерли любя и потому в смерти приняли образ возлюбленного. Апофеоза: весь хор новорожденных m-rs Куницыных выходит на берег и, отряхнувшись от воды, затевает кадриль дивную, достойную первых львиц мабиля. Месяц, принявший на радостях также образ m-r Куницына, спустился на землю и, умильно ухмыляясь, любуется из-за кустов трогательной сценой.

      – Un songe remarquable[56]… – промолвил недоверчиво правовед, когда Моничка окончила свой рассказ. – Et vousl'avez effectivement vu[57]?

      – Eh sans doute[58]! – смеялась в ответ новая Шехеразада. – Кто из вас mesdames и messieurs, разрешит его?

      – Наденька разрешит, – сказала Лиза, – она вечно воображает себя героиней какого-нибудь романа и одно время, когда считала себя Татьяной Пушкина, обзавелась даже гадательной книгой, чуть ли не Мартыном Задекой. Поверите ли: восемь раз перечла «Онегина»!

      – Совсем не восемь! – возразила обиженная гимназистка.

      – А сколько же?

      – Семь.

      – Да, это, конечно, меньше. Она у меня олицетворенная поэзия, сама даже оседлывает Пегаса, и еще вчера…

      – Ну, что это, Лиза? Какая ты болтушка! Никогда тебе больше не буду показывать!

      – Вы с Ластовым, значит, одного поля ягодки, – сказал Змеин. – Он тоже вчера еще прочел мне пьеску, в которой есть и «грезы», и «слезы», и «созвучие сердец».

      Наденька встрепенулась.

      – Ах, Лев Ильич, прочтите ее нам!

      – С условием, чтобы и вы прочли свою.

      – Ни за что в мире!

      – M-lle Nadine, – вмешался Куницын, – оставьте на минуту поэзию и помогите нам разрешить сон вашей кузины.

      – Нет, нет, Лиза пошутила. Кто из нас здесь старше? Тот пусть и разрешит.

      – Старше всех, кажется, m-r Змеин. За ним, значит, и очередь.

      – Разрешить значение сна, – сказал Змеин, – я не берусь, потому что всякие сны – неразрешимая чепуха, но почему именно вы, г-н Куницын, приснились Саломониде Алексеевне, могу объяснить.

      – Да это все равно. Объясняйте.

      – Вы, Саломонида Алексеевна, вероятно, поужинали вчера довольно плотно?

      – Не скажу. Чашки две чаю, бутербродов с медом – штуки три, да жаркого и сыру ломтика по три.

      – Гм, недурно. По-вашему это мало? На ночь вообще много есть не годится. Мне, однако, помнится, что, после чаю, вы покушали и земляники?

      – Ах да, про нее я забыла. Земляники я, в самом деле, съела изрядную порцию. Он, здесь такая сочная, и сливки к ней были такие чудные, густые-прегустые…