Мгновенно сообразив, что за убийство его наверняка приговорят к смертной казни, он бросился бежать. Несся, что есть мочи, по старинным извилистым улочкам, а вслед за ним, топоча сапогами, следовали американские солдаты.
Ганс нырнул в темный проулок, метнулся к противоположной стороне – и увидел глухую стену, перегородившую ему путь. Стена была слишком высокой и гладкой, чтобы перебраться через нее. А совсем близко слышались громкие голоса преследователей! Поверят ли они тому, что вовсе не он убил несчастного отца ребеночка Хельги? Наверняка никто его и слушать не будет!
Тут Ганс заметил рядом со стеной дверь. Подбежал к ней, принялся колотить. Дверь приоткрылась, беглец поймал на себе чей-то внимательный взгляд. А потом дверь снова захлопнулась!
Ганс в ужасе понял – на сей раз ему не спастись. Но как же так? Он выжил в соляной штольне, убежав от самого рейхсфюрера СС и его прихвостней, а тут угодил в идиотскую западню!
– Эй, Ганс, ну чего же ты? – услышал он смутно знакомый голос и обернулся.
На пороге возвышался облаченный в тряпье старик с полностью седой головой и замотанным шарфом лицом.
Старик опустил шарф, и Ганс узнал своего старого приятеля Олафа.
Олаф распахнул дверь, и беглец нырнул в темную прихожую. Там пахло пылью и кошачьей мочой. А через несколько мгновений раздался стук во входную дверь. Олаф откинул коврик, под которым обнаружился люк. Ганс приподнял его и заметил лестницу, что вела в подполье. Едва он нырнул туда, в дом ворвались американские солдаты.
Впрочем, они быстро удалились восвояси, потому что Олаф, как оказалось, был их старым знакомым – из обрывков разговора на отвратительном английском и еще более ужасном немецком Ганс понял, что Олаф поставляет солдатам спиртное и проституток.
Наконец, после того как последний солдат удалился и входная дверь за ним закрылась, Олаф поднял люк. Выбравшись наружу, Ганс хохотнул:
– Ну, я тебе жизнью обязан!
– Знаю, – буркнул Олаф. – И ты не забывай об этом, Ганс!
Обитал Олаф вместе со странной особой, полуслепой и совершенно глухой, которая была одновременно его любовницей и кухаркой. Ганс рассказал о том, что с ним приключилось, не затрагивая, однако, событий в соляной штольне, свиде-телями коих ему довелось быть.
Олаф тоже не особо распространялся на эту тему. Гансу удалось лишь вытянуть из него, что тогда, во время налета, когда ему самому удалось выбраться наружу, часть штольни, где стоял бронепоезд, обрушилась, погребя под собой практически всех солдат и офицеров.
– А вот рейхсфюреру Гиммлеру, как оказалось, повезло! – заявил Ганс. – Впрочем, ты же слышал, что везение закончилось, он с собой покончил. Слушай, а почему ты здесь остался и заделался сутенером для америкашек?
На это Олаф ничего не ответил, а только поднялся и вышел из комнаты. И вдруг