Наконец пришло время родов. Даже обычно невозмутимый мельник был сам не свой. Послали в соседний городок за врачом и повитухой. Ганс, сидя в соседней комнате, слышал крики жены и уныло думал о том, что, по всей видимости, никуда ему отсюда не убежать. И что суждено ему до скончания века сидеть в этой дыре, в непосредственной близости от несметных сокровищ, а в итоге так и не суметь ими воспользоваться.
Дверь спальни, где мучилась роженица, вдруг распахнулась, и оттуда вывалился трясущийся, с совершенно белым лицом мельник. Пятеро братьев взглянули на Ганса. Делать было нечего. Он понуро поплелся к супруге, разрешившейся наконец от бремени.
Та возлежала на старинной кровати, около нее суетилась повитуха, а доктор держал в руках нечто пищащее, завернутое в кружевные пеленки.
– Поздравляю, милейший, с сыном! – произнес доктор несколько странным тоном.
Ганс даже не изъявил желания взглянуть на ребенка. Зато этого захотела Хельга. Она властно протянула руки по направлению к своему малышу.
– Позовите всех! – заявила она.
Повитуха и доктор переглянулись. Последний, кашлянув, начал было:
– Не советую вам…
Но спорить с Хельгой было бесполезно, это Ганс уже давно понял. Появились дрожавшие, похожие на нашкодивших школьников пятеро братьев и мельник. Хельга зыркнула на повитуху, и та подала ей завернутого в кружева новорожденного.
Хельга подозвала к себе Ганса, и тот приблизился к жене. Тут из-под кружевных пеленок показалась крошечная ручка – ручка его сына… Ганс вздрогнул: ручка была странного цвета! И ему тотчас вспомнились события в соляной штольне, особенно бочонок, набитый мертвыми младенцами.
Один из братьев тем временем притащил большой фотоаппарат на треножнике, желая увековечить сие памятное событие. Бородачи сгруппировались вокруг кровати, Гансу было велено примоститься около Хельги. Та наконец откинула пеленки, скрывавшие личико новорожденного, и скомандовала:
– Ну, давайте, делайте фото!
Ганс уставился на своего сына, а затем заорал и в ужасе попятился. Потому что на мгновение ему показалось, что в руках Хельга держит чертенка. И только присмотревшись, он понял, что никакой это не чертенок, а обыкновенный ребенок, только… шоколадного цвета и с курчавыми черными волосиками.
Папаша-мельник грохнулся в обморок, а Ганс вдруг припомнил американского солдата-негра, с которым его супруга подозрительно часто танцевала в клубе. Вот и результат тех танцулек!
– Я же говорил, что ребенок не мой, – твердо произнес Ганс и направился к двери.
Хельга велела братьям помешать супругу скрыться, но те, словно завороженные, уставились на своего темнокожего племянника.
В этот момент дверь спальни распахнулась, и на пороге возник тот самый американский солдат, отец малыша. Лопоча что-то по-английски, он бросился к кровати с явным желанием прижать к груди свое чадо.
Вот