Час немилости пробил: я был отнесен в одну рубрику с Куртцем как сторонник методов, для которых время еще не пришло; я не знал о рациональных методах! Но все-таки я мог хотя бы делать выбор из кошмаров.
Собственно говоря, в поисках успокоения я обратился к дикой глуши, а не к мистеру Куртцу, который – против этого я не мог протестовать – был все равно что похоронен. И мне почудилось, будто я тоже погребен в могиле, полной необъяснимых тайн. Я чувствовал невыносимую тяжесть, навалившуюся мне на грудь, вдыхал запах сырой земли, ощущал власть гниения и тьму непроницаемой ночи… Русский тронул меня за плечо. Я слышал, как он бормотал:
– Брат-моряк… не мог утаить… сведения, которые повредят репутации мистера Куртца…
Я ждал. Видимо, для него мистер Куртц еще не лежал в могиле. Я подозревал, что он считает мистера Куртца одним из бессмертных.
– Ну что ж! – сказал я наконец. – Говорите начистоту. Выходит, что я – друг мистера Куртца… до известной степени.
Весьма официально он мне сообщил, что, не занимайся я одной с ним «профессией», он сохранил бы все в тайне, не заботясь о последствиях. Он подозревал, что к нему недоброжелательно относятся эти белые, которые…
– Вы правы, – перебил я, припоминая подслушанный мною разговор. – Начальник считает, что вас следовало бы повесить.
Он встревожился, и это меня сначала позабавило.
– Лучше мне потихоньку убраться с дороги, – сказал он задумчиво. – Для Куртца я больше ничего не могу сделать, а они всегда сумеют найти предлог. Что может их остановить? Военный пост находится на расстоянии трехсот миль отсюда.
– Да, – отозвался я, – пожалуй, лучше вам уйти, если есть у вас друзья среди этих дикарей.
– Друзей много. Они – люди простые, а мне, вы знаете, ничего не нужно…
Он стоял, покусывая губы, потом добавил:
– Я не хочу, чтобы какая-нибудь беда случилась с этими белыми. Конечно, я думал о репутации мистера Куртца, но вы – брат-моряк, и…
– Ладно, – сказал я, помолчав. – Я позабочусь о репутации мистера Куртца.
Тогда я не знал, сколько правды было в моих словах.
Понизив голос, русский сообщил мне, что это Куртц отдал распоряжение напасть на пароход.
– Иногда ему невыносимо было думать, что его увезут… а потом снова… Но я таких вещей не понимаю. Я человек простой. Он думал, что это вас испугает – вы решите, что он умер, и повернете назад. Я не мог его уговорить. О, я натерпелся за этот последний месяц!
– Ладно, – сказал я, – теперь все в порядке.
– Д-а-а, – протянул он, видимо не совсем успокоенный.
– Благодарю вас, – сказал я. – Я буду держаться настороже.
– Но вы будете молчать? – с тревогой спросил он. – Подумайте, как пострадает его репутация, если кто-нибудь…
Торжественно я обещал ему хранить тайну.
– Тут неподалеку меня ждет каноэ с тремя чернокожими. Я уезжаю. Не можете ли вы дать мне несколько