– Дык чё ж, дело известное, река рядом. Рыбы в ей полно всяко-разной – и шилишпёр, и щука, и плотва, и уклейка…
– Что и уклеичка есть? Пъелестно, пъелестно! А как вы полагаете, уклейку лучше на спиннинг бъять?
– Чё?
– Да не иначе как про Генкину спину беспокоются.
– А-а! Не извольте беспокоиться, Владимиру Ильичу. Оклемался сердешный. Да что с ним станется-то с горемычным, проспался и не помнит ничё.
– А Натаха-то не б…дь. Это вы зря, товарищу Ленин, – вмешался в разговор другой мужик, что всё время подсказывал старшему. – Она хоча и ядрёна баба и оченьно дажа годная к ентому делу, но мужнину честь блюдёть. Енто вам кажный скажет. А что до Яшки-подлеца, так вы не сумливайтесь, бабьи сплетни всё то и больш ни чё. Он не токмо к ёй, он ко всем бабам шастаить спьяну-то. Да всё без толку, у яго уж и не стоить-то хозяйство, всё мужско достоинство-то пропил давно.
– Да-а? Чудненько, чудненько! А я гъешным делом думал, что на спиннинг лучше. Ну ладно, батеньки мои, не буду вас задейживать. Ступайте себе, сдавайте сахаёк Феликсу Эдмундовичу и пахать, пахать и ещё яз пахать! – маленький встал, давая понять, что аудиенция окончена, и направился к карте, но резко вдруг остановился. – Да, а Антанту с Кеенским гоните, бейте её не щадя вашей ябоче-къестьянской къёви! Тейёй, тейёй и ещё яз тейёй!
– Чё? – снова не понял старший мужик.
– Да пошли уж сахарок сдавать, – опять подсказал ему другой.
Все вышли в сопровождении большого. Маленький остался один и вновь погрузился в изучение карты Российской Империи, сплошь изрисованной красными и синими стрелками.
Через несколько минут большой вернулся.
– Владимир Ильич, сахар принял, что с мужиками делать?
Маленький оторвался от карты.
– С мужиками? С какими мужиками?
– Ну, с ходоками, которых Вы только что принимали?
Маленький подумал-подумал, воскрешая в памяти недавнее, и вдруг просиял.
– А-а, с этими? С ибаками? Ясстъелять, конечно.
– Как расстрелять? За что? – даже большой удивился столь неожиданному решению.
– Я же говоил: «Тейёй, тейёй и ещё яз тейёй!» Беспощадный тейёй! Всякая еволюция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться! Чёйт возьми, забавная мыслишка, надобно записать, – и снова склонился над картой.
Большой собрался было, но замешкался.
– Феликс Эдмундович, батенька, как по-вашему, каясь тепей на муху клюёт, или на чейвячка?
Большой не ответил, он отправился приводить в исполнение приговор.
XIV. Живая вода
Мы снова мчались по загородному шоссе в сторону села Первомайское. Настя (нашу попутчицу звали Настя) уже успокоилась и рассказала нам историю из недавнего прошлого Закудыкино, вполне объясняющую её столь бурный эмоциональный всплеск. Оказывается, интересующая нас деревня до октябрьского переворота была довольно