«Не гоже сыну боярскому рясой двор мести, – сказал ему на то отец и, отвернувшись, пошёл прочь из горницы. Но у самых дверей остановился и добавил. – Ожениться-то тебе надобно, тогда можа дурь из башки долой. Ты готовь свою буйну голову – под венец пойдёшь, не под ножницы. Вот такой, сынок, тебе мой ответ, вот тако тебе моё благословение». И вышел прочь.
Что же было тут поделать молодцу. Супротив батюшки идтить – лучше в каторгу, али буйну голову сложить от меча вражеска. Послушался молодой Берёзов отца-батюшку, смирил волю свою для воли отчей. Потому как воля отчая – воля Божья суть, а послушание да смирение – наипаче всех добродетелей наипервейшие. А путь-дорожку к себе Небесный Царь всякому Сам укажет, коли вера крепка.
– Ну а дальше, дальше-то что?
– Я таки вижу вам занимательно, молодой человек? И не байка моя вас так увлекла, а имеете вы тут свой сугубый интерес. И предмет его – Закудыкино. Только не смейте мне, пожалуйста, демонстрировать эту вашу манеру вставать в позу и спорить, не надо мне таки ничего говорить. Я, батенька мой, старик, и что это такое, когда глазки горят, как звезда Моисея, я уже очень хорошо знаю. Вы изволили похотеть? Пожалуйста! Как вам будет угодно, с превеликим моим к вам почтением. Только не говорите потом всем, что старый еврей вас не предупреждал. Предупреждал, и очень, очень даже, заметьте себе, предупреждал. Ваш интерес в наше глупое время весьма и весьма опасен, юноша. Спросите у кого хотите, хоть даже у меня, вам всякий скажет. Но вы настаиваете? Так извольте, я таки продолжу. А вы, чем смотреть на меня, как те матросы, что заскочили в гости к моему дедушке, на мою же бабушку, лучше развесьте-таки ваши ушки и слушайте. Я продолжаю.
Всё-таки мой профессор оказался настоящим археологом, любящим свою работу, преданным своему призванию и могущим ради исторической правды подняться над всей нанесённой временем шелухой. Даже над собой. И снова, после непродолжительной паузы-раздумья потекла-полилась реченька неторопливого русского говора, былинного сказа, соединяющего времена, прокладывающего хрупкий мостик между было и есть, а также в далёкое, но неизбежное будет.
Много времени, аль мало прошло с того самого разговора, а только молодой Берёзов возмужал крепко с тех пор. Русы кудри седина подёрнула, мягкий птенечий пушок вокруг рта обернулся густою шелковистою бородою, да в голосе его высоких ноток поубавилось, а заместо них зычнее и твёрже зазвучали басовые. Слово, данное самому себе, он крепко держал, никогда боле ни единым намёком не напомнил отцу о том своём прошении, о заветном своём желании. Хоча желание то со временем не пропало,