Оглянувшись на голос, я увидел низенькую, кругленькую женщину лет восьмидесяти, в железнодорожной форме, увенчанную невероятного размера фуражкой, и с громадным фонарём в руке. Весь её вид настолько напомнил мне гриб-боровик, что я не смог сдержать улыбку.
– Ндравится? – повторила она и тоже удовлетворённо растянула рот до ушей.
– Здравствуйте, – наконец отозвался я, ничего не отвечая на прямой вопрос, чтобы не обидеть женщину-гриб.
– И тебе здравствовать, милок. Погостить к нам приехал, али по делу какому? В командирохкву чё ли, али как?
– Нет, не по делу, просто так, путешествую. А вы тут…
– Правильно, милок, правильно, дело-то молодо. Чё дома-то сидеть? – перебила она меня. Впрочем вовсе не грубо, а по-хозяйски обстоятельно, с характерными для глубинки нотками собственной патриархальной значимости и представительности. – Походить надобно, погулять, мир посмотреть, чё, где да почём. Правильно, молодца! Дома-то сидючи разе чё узнашь? А я вот всю жизню тута, давно-о уж, никуды не ездила из городу-то, хоча и на вокзахле работаю. Так и состарилась, ничёго не видала, нигде не бывала.
– Так вы наверное всё здесь знаете? Не подскажете мне…
– Всё! Всё знаю, милок, кажный закоулочок, кажный камушок, кажну травинку-былинку, – снова не дала она мне завершить мой вопрос, и какая-то особенная старческая гордость за себя и свой край засияла в ней пуще её огромного фонаря. – А как же, я чай выросла здеся, никак девятый десяток уж разменяла и всё тута, никуды не выезжала. Я те прямо скажу, город у нас славный, оченно хороший. Шибко древний, аж при царях ещё поставлен тут. Ну, конечно, не Москва ваша. А я те так скажу, люди у нас, ни в каких Москвах не сыщешь, во как! И девки уж больно хороши – румяны, ядрёны, заводны… Ты, часом, не женатый ишо?
– Нет, не женатый. Мне бы узнать…
– Всё расскажу! И покажу, и объясню. Я здеся всё знаю. И хоча достопримечательностев у нас не особо, но кое чё есть тако, чего и в Москвах-то ваших нету! Пойдём со мной, милок, покажу уж, следушший поезд всё одно токмо через неделю будет. Ну, пойдём, чё стоишь-то?
Я повиновался. Мы сошли с перрона, прошли через здание вокзала, такое же обшарпанное изнутри, как и снаружи, и вышли на привокзальную площадь.
– Во, смотри! – гордо, с чувством какого-то особенного достоинства, свойственного всякому кулику, хвалящему своё болото, произнесла старушка-гриб. – Ну, чё я те говорила?! В Москвах-то ваших есть чё-нито тако, а?!
А гордиться действительно было чем. Я во всяком случае ничего подобного в жизни не встречал. Прямо посередине довольно обширной площади, окружённой со всех сторон старыми покосившимися зданиями, высилось грандиозное сооружение. И не просто сооружение, а самый настоящий фонтан. В центре его располагалась гладкая мраморная площадка, из которой, как символ плодородия, рос невиданных размеров и невероятной реалистичности гранитный фаллос. Рядом, застыв